С минуту ничего не происходило. Юный Судебный Гуманист сам было усомнился, правильно ли он все сделал, но тут глаза преступника налились кровью, вены на лице набухли. Он мигом растерял всю спесь, принялся жалобно шептать и упал на колени, заливая пол камеры слезами.

— Отвернитесь. Да отвертитесь же все! — выкрикнул ученый, но опоздал: на глазах у зала ошалевший убийца вскочил, дернул дверь клетки — откуда только силы берутся! — вышиб железный штырь и решительно всадил его себе в голову.

Брызнула кровь. Тело повалилось на спину.

Раздался женский визг. Кто-то из свидетелей хлопнулся в обморок. Единственный найденный в округе шестилетний представитель даосизма плакал навзрыд.

— И в-вы в своем Институте до сих п-пор имеете храбрость выступать за Гуманистическую партию? — сбивающимся голосом уточнил судья, безуспешно оттирая бумажным платочком красные пятна с трибуны.

— Да, имеем.

— Ну, вам же лучше. А. За-засид-дание объявляется з-закрытым. Ух…

***

Уже по завершении процесса, когда тело подсудимого утащили невозмутимые судмедэксперты, служащие разошлись, а двор новенького здания судя вместо служебных токоповозок заняли радующиеся дождю вороны, припозднившийся судья обнаружил ученого под козырьком черного входа.

— Подышать вышли?

— Да, господин судья, люблю дождь.

— Это хорошо… А вот вы можете мне ответить — без чинов, как человек человеку? Почему вы все-таки продолжаете эту свою политику? Какие-то учреждения исправительные, какие-то уговоры… Сами видели. Это ж зве… — он покосился на татуировку с Древом на виске собеседника — Это ж такие люди! Ироды, деспоты!

Он никак не мог оправиться от происшедшего — и так и сяк крутил антитревожную игрушку, какие получили большую популярность после запрета курения в пятидесятые.

— Я вообще-то подписывал неразглашение, — укорил его ученый. — Секретная технология, однако.

Судья нервно хихикнул.

— Да ладно. Свои люди, надежные. Говорите уж. Почему вы так всех любите?

Гуманист мягко улыбнулся, наклонился и прошептал:

— А потому, господин судья, что в шприце был обычный физраствор, по сути, вода. Но вам все равно никто не поверит.

Эльрида Морозова. Болезнь под названием «Любовь»

А-174 — хороший опытный врач. Она специализируется на болезни, называемой «любовь». Сколько больных проходят каждый день через её руки!

Приём и врачебный осмотр обычно проходят по одному сценарию.

— Доктор, помогите, пожалуйста.

— Расскажите, что у вас происходит.

— Мне кажется, я болен, — пациент глубоко вздыхает. Он чувствует вину: больной член общества хуже работает на всеобщее благо.

— Опишите симптомы.

— Ах, мне просто стыдно об этом говорить… — голова пациента опускается всё ниже. В некоторых случаях он качает ей из стороны в сторону, словно говоря длинное занудное «нет».

Врачебный долг и клятва Гиппократа, которую давал каждый доктор, обязывает спросить:

— И всё же. Опишите симптомы.

— У меня сердце начинает стучать быстрей, когда я вижу одного человека.

— Это разные люди или один и тот же объект?

— Один и тот же…

Теперь уже доктор имеет полное право ставить этот неприятный диагноз «любовь», с которым так трудно справляться. И всё же нужны некоторые формальности.

— Что вы испытываете, когда видите этот объект?

— Учащённое сердцебиение… Это тахикардия, да? Кровь приливает к щекам… Кажется, это называется «повышенное давление». Становится трудно дышать… Асфиксия, да-да. И ещё… Ещё такое испытываю, что даже затрудняюсь, как описать. Я начинаю хуже выполнять работу. Я стараюсь, но иногда даже трясутся руки… Тремор верхних конечностей. И я порчу всеобщее имущество и делаю дефективные изделия… Ах, я наношу урон нашему обществу!

Да, все это обычные симптомы страшной болезни под названием «любовь». Человечество может гордиться собой: оно победило холеру и чуму, оно победило рак и СПИД, оно победило войны и катастрофы. Теперь общество живёт в идеальном мире, где каждый член трудится на всеобщее благо. Но иногда возникает такая болезнь, как «любовь». И тогда всё, кажется, идёт насмарку.

А-174 не просто хороший доктор, у неё безукоризненная репутация. Она знает не только, как лечить «любовь», но и как успокоить пациента.

— Вы совершенна правы, — говорит А-174. — Мы должны думать не только о собственных недомоганиях, но и об обществе, которое милостиво разрешило нам работать на благо всех. Вы должны назвать имя вашего объекта. Возможно, он тоже заражён. Мы обследуем его.

— О, хоть бы этот объект не был заражен! Мне он так нравится.

— Мы обязательно это проверим.

Вздыхая, пациент говорит имя объекта, к которому он испытывает «любовь». Ему тоже нужно обязательно помочь. Но этим можно заняться позже.

— Доктор, что со мной сейчас будет? Вы мне поможете?

— Обязательно. У нас есть лекарство от этого коварного заболевания.

— Дайте его скорее, — говорит пациент.

— Сейчас вы пройдёте в соседнюю комнату. Она оборудована специально для лечения болезни под названием «Любовь». Я проинструктирую, что там нужно делать.

— Хорошо, хорошо, — говорит пациент и с надеждой смотрит на доктора.

— Вы заходите в комнату, там стоит удобное ложе в виде ящика, специально сделанное по росту среднего человека. Вы берёте лекарство у изголовья и глотаете одну таблетку. Она называется «Эвтаназия». После этого ложитесь в ящик и складываете руки на груди крестом. На стене висит подробная инструкция, как лучше лечь. После этого ждёте.

— А чего ждать?

— Когда излечитесь от болезни, и вас вынесут.

— Всё понятно! Спасибо, доктор!

Человек с надеждой идёт в соседнюю комнату и больше оттуда не выходит. Через некоторое время его выносят оттуда ногами вперёд в специальном деревянном ящике, называемом «гроб». Ящик хорошо запечатан со всех сторон.

Дело в том, что «любовь» — штука заразная. Контактировать с заражённым человеком очень опасно. Поэтому лучше, если он совершит самоубийство, чтобы никто к нему не приближался. Через определённое время на ящик, куда лежит умерший заражённый, автоматически надевается крышка и герметично запечатывается. В комнате есть и другая дверь, с обратной стороны. Туда заходят двое человек в защитных костюмах и выносят гроб с заражённым телом прямо в морг.

Доктора подвергаются опасности каждый день. Они контактируют с заражёнными без масок и защитных костюмов. Но А-174 твердо убеждена, что если всё делать профессионально, ты никогда не заразишься. За столько лет стажа у неё никогда не возникало ничего, похожего хотя бы на один симптом этого страшного заболевания.

— Следующий! — сказала А-174, когда дверь с надписью «Комната для лечения» за очередным заражённым закрылась.

На приём зашла новая больная.

— Здравствуйте, доктор! Я на осмотр.

— Ваше имя.

— Ю-816

Новая пациентка прикладывает запястье с чипом к специальному считывающему устройству. Теперь А-174 видит всю информацию о больном: его имя, код, медицинские и психологические показатели, место работы, хобби и политическая ориентация. Правда, политическая ориентация у всех одна, но её обязательно нужно обозначить.

— Что случилось? — участливо спрашивает А-174, хотя прекрасно это знает.

— Инструктор В-568 направил меня на врачебный осмотр.

Такое бывает редко. Обычно люди сами понимают симптомы и приходят на приём. Но иногда инструкторы, призванные следить за порядком в обществе, обращают на что-то внимание и направляют пациентов на врачебный осмотр. Обычно их догадки подтверждаются. Но в редчайших исключениях они ошибаются. После долгих и тщательных проверок подозрительные объекты возвращаются на работу. Но ещё некоторое время после этого их вызывают на профилактические осмотры. Инструкторы, заподозрившие невиновных, тоже всячески проверяются.

— Ну хорошо, — приступила А-174 к делу. — А вы сами ощущаете какие-то симптомы заболевания?

— Я не доктор, симптомы не изучала.

— Тогда просто расскажите, как себя чувствуете.

— Превосходно! — с улыбкой ответила Ю-816.

— Это как?

— Мои дела идут очень хорошо.

А-174 подумала, что надо задавать более точные вопросы, чтобы получить нужные ответы.

— У вас есть объект или объекты, по отношению к которым вы испытываете эмоции, отличные от остальных?

Ю-816 широко заулыбалась (это уже тревожный симптом) и сказала:

— Да, конечно!

— Это один и тот же объект или разные?

— Один и тот же. Это мой любимый К-131!

Иногда пациент настолько стыдится таких эмоций, что не хочет выдавать имя своего объекта. Приходится нажимать ему