Видимо, в этом месте Гаранин проводит большую часть своего времени, не стремясь к общению ни с гостями, ни с домочадцами. И тут я остановил свои мысли и перевёл взгляд на волка. После этого моргнул и протёр глаза. Что? Гвэйн положил голову на плечо Романа и читал? Пару раз ударив себя по щекам, я снова посмотрел на своего питомца: тот лежал, положив голову на колени Ромы. Чёрт, я уже глюки ловлю?

Чтобы успокоиться, я побродил по проходам, рассматривая книги. В секции истории я обнаружил одну любопытную и очень древнюю вещь. Скорее, это была даже не книга, а толстая выцветшая тетрадь. Раскрыв её, с первых строк понял, что это дневник.

Заняв кресло, находящееся рядом с диваном, на котором возлежала эта парочка, я углубился в чтение. Читать было трудно. Из-за старости чернила едва проступали, и приходилось напрягать зрение, чтобы прочесть некоторые слова. Это был дневник какой-то моей пра-пра-бабки, непонятно каким образом здесь оказавшийся, сохранившийся и, судя по всему, тщательно оберегаемый.

События, которые она описывала, происходили накануне тех страшных событий, после которых пала Империя.

Я воровато огляделся. Читать личный дневник было немного неудобно: я словно в чужом белье копаюсь, но узнать практически от очевидца, что происходило давным-давно, было невероятно интересно. К тому же это дневник Лазаревой, так что имею право!

— Я вот сижу и думаю, почему ты такой вредный, а, Дмитрий Александрович Наумов? — неожиданно спросил Гаранин. Я посмотрел на него и поймал ответный оценивающий взгляд. — Ты не обижайся, конечно, но тебе удалось сломать все устои, прописанные на Первом факультете задолго до твоего появления на нём.

— И что же я там, в очередной раз, сломал? — спросил я, но от этого наглого типа взгляда не отвёл.

— Да всё. Бунтарства и неповиновения у нас не было никогда. — Он рассмеялся и принял сидячее положение, всё ещё осматривая меня, как какую-то диковину.

— Видимо, воспитание не то. У нас дома демократия, а не тоталитарное правление главы Рода, — более резко, чем нужно ответил я. Разговор был мне неприятен, но в ближайшее время отделаться от Романа не представлялось возможным. Если я сбегу от него, то мне придётся идти на это предновогоднее сборище. Приходилось терпеть.

— Ну, это в корне меняет дело, — он хмыкнул. — Почему ты не можешь пользоваться магией? — он стал серьёзным и всё ещё не отводил от меня взгляда своих странно светлых глаз. Затем он сложил руки домиком и задумчиво потёр пальцами переносицу, немного наклонившись при этом ко мне.

— Это допрос? — нахмурился я.

— Нет. Я просто хочу тебе помочь, если смогу. Сам удивляюсь, зачем мне это? Наверное, порыв. Я не люблю копить долги перед кем бы то ни было.

— С какой стати ты мне что-то должен? — я даже опешил. Гвэйн заворчал и перевернулся на другой бок. Абсолютно пофигистическое создание. Тут его хозяина пытают, а он ворчит, что ему дрыхнуть мешают.

— Ты сегодня вступился за меня. — Серьёзно ответил Роман, а в его голосе появились стальные нотки.

— Вступился за тебя Гвэйн, вот он пускай и отвечает перед тобой, ну или ты перед ним. Вы там разберитесь сами и без меня. Ваш тандем скоро станет таким же нерушимым, как базовые законы мироздания, — я откинулся на спинку кресла. Должен он мне. Никогда не понимал этих аристократов.

— Чтобы перечить главе одного из могущественных Родов, нужно как минимум иметь такого отца, как Александр Наумов. — Отмахнулся от моих слов Рома. — Поэтому я в принципе понимаю, почему ты так спокоен и тебе плевать на последствия.

Интересно, что он могущественного и ужасного в своём отце увидел? О, придумал. Я его папашу вместе с Гвэйном к императору Григорию отправлю, для профилактики геморроя. А сам вместе с Ромкой за углом постою и посмотрю. Пусть на шкуре собственного папаши убедится, кто может называться могущественным и крайне опасным, при этом имея на это все права.

— Да я даже не знаю, как зовут твоего папашу. Все претензии к этому блохастому шерстяному комку, — в очередной раз попытался донести до Романа истинный смысл того, что произошло не так давно в коридоре. И что его спасение не было моей инициативой.

Хотя, не исключаю, что, может, я и вмешался бы, если бы Ромка и дальше стоял как истукан. Терпеть не могу, когда сильный поднимает руку на слабого. На глазах у посторонних вряд ли глава Рода продолжил бы буянить. Но думать о том, что могло бы быть, мне сейчас не хотелось.

— Но, даже имея такую протекцию, нужно быть очень сильным магом, которому благополучно наплевать на всех этих глав вместе взятых. — Словно не слыша меня, продолжил Роман. — И здесь дело не в твоём отце, ведь так? Я читал твои работы, почему ты их, кстати, не сдаёшь? Почему ты скрываешь ото всех то, что ты обладаешь хоть толикой силы? Я, правда, хочу тебе помочь.

Я молчал, но Роман упорно ждал ответа. И тогда я не выдержал.

— Ну чего ты от меня хочешь-то! — я резко вскочил с кресла. — Что ты хочешь услышать? Что мною никто не занимался в детстве? Или что пытались, а я упорно этого не хотел? Да я просто не чувствую магию, я её не вижу ни в себе, ни в других! Что для вас элементарно, я просто не ощущаю. Не могу найти источник и его контролировать. Мне даже медитация не помогает. Я просто не понимаю, что все от меня хотят! — Не понимаю, почему оправдываюсь перед этим парнем. И не понимаю, почему он пытается вытрясти из меня эти сведения. Хорошо ещё, что мне хватило ума не рассказать о блоке, который я ненамеренно воздвиг вокруг своего источника.

— Только и всего? — Гаранин так искренне рассмеялся, что это вопреки логике привело меня в чувство.

— Это для тебя просто, а для меня составляет определённую проблему.

— При определённых обстоятельствах это просто для всех, Дима. Тебя надо немного направить в нужную сторону, как бы подтолкнуть. Считай меня лучшим специалистом по медитации в Москве. Бурмистрова сильный маг, но преподаватель так себе. Иди сюда, — он бросил две подушки от дивана на пол и сел на одну в позу для медитации. — Давай садись, не тормози.

— Зачем тебе это? — я