– Но как вам кажется, я подойду для этого?

– Да, я считаю, что вы были бы очень подходящим кандидатом для Оскара, но сначала поговорите с Эндрю.

– Большое вам спасибо, – сказала мисс Джордан восторженно. – Я передам маме, что вы ответили, и позвоню Эндрю.

Теперь Оскар смотрел на нас.

– И разумеется, не говорите ничего… – Я указала на него глазами.

– О нет, не буду, пока не станет ясно. Я знаю, что процесс может занять много месяцев, но, по крайней мере, у меня есть шанс.

Я чуть заметно кивнула, и мы все втроем вышли из здания совета.

– Наслаждайся остатком дня, – сказала мисс Джордан Оскару, когда мы расставались.

– Спасибо, мисс, – ответил он. А потом, когда мы уходили, обратился ко мне: – Мне очень нравится мисс Джордан. Она хорошая.

– Да, это так, – согласилась я.

В машине я включила кондиционер и по пути домой размышляла о том, что сказала мне мисс Джордан. Считала ли я, что она была бы подходящей матерью для Оскара? Да. Она была молода, отзывчива, слегка наивна, но добра и восприимчива. Есть ли шанс, что ей позволят усыновить его? Я в самом деле не знала. Оскар не был свободен для усыновления, и мисс Джордан, и ее мать еще не начали процесс оценки, который является длительным и подробным. Существует много причин, по которым отклоняют кандидатуры потенциальных усыновителей, и даже если мисс Джордан будет одобрена как усыновитель, это не означает, что их с Оскаром сочтут подходящими друг другу. Я подумала, что дала ей верный совет, сказав поговорить с Эндрю, и также что поступила правильно, проявив самоотверженность, так как, поскольку я предполагала, что если Оскар не вернется к матери, то он останется со мной, я тоже могла быть тут заинтересованным лицом.

Приехав домой, мы пообедали с Паулой и потом все втроем отправились плавать в наш местный спортивный комплекс. Так как в школе были каникулы, бассейн был переполнен детьми всех возрастов, которые плавали, ныряли, разбрызгивали воду и в целом наслаждались жизнью, хотя нарочно разбрызгивать воду в бассейне не разрешалось. Все это было совсем не похоже на спокойный бассейн на Крите, и Оскар сперва чувствовал себя слегка неуверенно, но при нашей с Паулой поддержке, когда мы встали с обеих сторон от него, начал плавать с нарукавниками. Мы похвалили его и поощрили снять их, как он уже делал в отпуске, и Оскар смог сделать несколько гребков, прежде чем коснуться дна ногами. Я сказала ему, что мы будем ходить на плавание регулярно, и он сможет потренироваться и постепенно станет увереннее чувствовать себя в воде.

Обсохнув и переодевшись, мы посидели в уличном кафе, где Паула и я заказали напитки, а Оскар съел мороженое. Я смотрела на то, как он облизывает рожок с тающим мороженым, счастливый и беззаботный, абсолютно другой ребенок, если сравнивать с тем, каким он к нам пришел, – замкнутым, несчастным и слишком напуганным, чтобы рассказать о том, что случилось с ним. Я знала, что, если он и в самом деле должен будет оставить нас, моя семья и я будем ужасно скучать по нему. Я вынуждена была напоминать себе, что временное приемное родительство часто длится недолго, и в конце концов дети возвращаются к своим биологическим родителям или переезжают в постоянную приемную семью. Именно поэтому многие люди считают, что временное приемное родительство не для них.

Тем вечером Люси уложила последние вещи, которые хотела взять с собой на музыкальный фестиваль, и выставила свой рюкзак и четыре набитые до отказа дорожные сумки в холле, готовая к завтрашнему отъезду. Она объяснила, что Даррен приедет за ней в восемь на такси и оно доставит их до места, где нужно будет садиться на автобус.

– Как вы донесете все эти огромные сумки? – спросила я.

– О, мама, – вздохнула Люси. – Эти вещи отправятся в рюкзак Даррена. Помнишь? Я тебе говорила.

– Я понимаю. Выходит, ничего своего он не берет?

Я сомневалась, что после того как там окажутся вещи Люси, для багажа Даррена останется место в рюкзаке.

– Он не против, – сказала Люси.

– Чудесно. А палатка?

– Он взял ее, конечно.

На следующее утро я постаралась встать и одеться к половине восьмого, чтобы проводить Люси. Оскару и Пауле я предоставила спать. Не было необходимости будить их, чтобы попрощаться с ней, так как Люси уезжала всего на четыре дня. Я была в гостиной, любуясь через окна патио новым теплым августовским днем, когда ровно в восемь раздался звонок в дверь. Я направилась в холл, чтобы впустить Даррена, но Люси меня опередила. С криком «Я отвечу, мама!» она пронеслась по лестнице и открыла.

– Ты готова? – спросил у нее Даррен. И, увидев меня, сказал: – Здравствуйте.

– Здравствуй, милый. Как дела?

– Хорошо, спасибо.

Даррен вошел в холл, и Люси сняла свое пальто с вешалки и сунула его в сумку.

– Тебе правда нужно все это? – спросил Даррен у нее, осознав, что выпуклый рюкзак и ручная кладь в прихожей ее вещи.

– Да, нужно, – сказала она резко. – Ты говорил, в твоем рюкзаке есть место.

– Немного есть. Ну ладно. Но давай мы разберемся с этим в такси, а то мы опоздаем.

Я видела Даррена всего второй раз, но он показался мне покладистым и мягким парнем, и, вероятно, он подходил Люси.

Даррен взял ее рюкзак и дорожную сумку, а Люси – остальную поклажу.

– Пока, – сказала я.

– Пока, мама, – отозвалась она и поцеловала меня в щеку.

– До свидания, – проговорил Даррен.

– Желаю хорошо провести время! – крикнула я им вслед.

– Спасибо! – ответили они хором.

Я ждала у дверей, пока они сядут в такси, и махала, когда они отъехали. Несколько мгновений я наслаждалась прекрасным августовским утром, затем вернулась в дом. Люси вернется в воскресенье, а завтра из своего пешего похода возвратится Адриан. Я любила, когда вся моя семья была дома, хотя понимала, что они теперь были взрослыми молодыми людьми и у них была своя жизнь. Чуть позже девяти, когда мы с Оскаром завтракали, я получила сообщение от Люси: «В автобусе. Люблю тебя, хх». «Люблю тебя тоже, очень сильно. Хорошо вам провести время, хх», – ответила я.

Иногда меня спрашивают, испытываю ли я другие чувства к Люси, которую усыновила ребенком, в сравнении с тем, что чувствую к своим родным детям, Адриану и Пауле. Ответ определенно – нет. Я люблю их всех одинаково; Люси не могла бы быть мне роднее, если бы я сама