нужды не понести и необычайного убытку…»{551}. При низких ценах на землю, делавших труд крестьян почти даровым, и при отсутствии других способов его применения, кроме как в земледелии, фельдмаршал был мало склонен учитывать себестоимость продукта и считал допустимой затрату денег только в таких случаях, когда его крестьянин не мог быть использован. Отсюда — пренебрежение расстоянием даже в отношении к таким отдаленным вотчинам, как, например, Борисовка, откуда должны были гнать баранов и возить разные припасы в Москву. Твердое следование этой линии порой приводило к явной нелепости: например, из Ярославской вотчины — села Вощажникова — барский хлеб крестьяне должны были везти в Москву, хотя в столице цена на него была ниже, чем на месте.

Излишки, которые оставались после удовлетворения потребностей барского дома, рассматривались как чистая прибыль владельца. В хозяйстве Бориса Петровича излишков было, несомненно, много. Не говоря о других продуктах, сколько должно было оставаться одного только хлеба! В некоторых случаях излишек был случайностью, но чаще он предусматривался хозяйственными планами фельдмаршала. Следовательно, можно сказать, что хозяйство Бориса Петровича имело в известной мере предпринимательский характер. «Во всем искать прибыли» вменялось инструкциями в непременную обязанность приказчикам. Даже в окладную книгу 1708 года занесено это требование — применительно к хозяйству скотных дворов: «…и прикащикам смотреть того на скотном дворе накрепко, чтоб за животиною ходили неоплошно… а быки б срослые продавали, а вместо их коров на племя покупали и во всем в том искать прибыли»{552}.

Полная картина коммерческих операций фельдмаршала раскрылась бы перед нами, если бы сохранились те приходо-расходные книги, которые вел Аким Булатов. В указах же мы встречаем лишь отдельные и более или менее случайные сведения. Так, в одном случае отправляется 1000 пудов хлеба для продажи в Петербург из села Вощажникова{553}, в другом погружается в Шоше 500 кулей хлеба для отправки по тому же адресу; продаются в разных вотчинах сено и овощи, имеются указания на продажу рогатого скота и лошадей{554}.

В качестве счастливого источника уцелели приходорасходные записи Степана Перячникова по Борисовке за 1714–1715 годы; из них мы видим, что тут же на месте продают все, что получают от хозяйства: хлеб, «волну» (шерсть), овчины, сено, табак, мед, воск, яблоки, огурцы, свиней, телят, кур индейских; записана в числе проданных продуктов «гнилая крупичатая мука»{555}. В этих операциях совсем не видно следов посредников, а относительно сена из подмосковных вотчин имеются в указах даже прямые распоряжения — возить его в Москву на Болото[16]{556}, то есть продавать, помимо скупщиков.

Помимо непосредственного сбыта земледельческих продуктов, имелись и другие способы, с помощью которых фельдмаршал извлекал прибыль из своих вотчин. По окладной книге 1714 года в шереметевских владениях насчитывалось 39 мельниц. Там они помечены в качестве оброчной статьи, дававшей 693 рубля в год{557}.

Вероятно, еще больше прибыли давало фельдмаршалу винокурение — традиционный источник доходов землевладельцев. В XVI веке бояре и вообще служилые люди порой жаловались от царя корчмою или кабаком, с начала же XVII века подобные случаи стали часты{558}. В 1714 году у Бориса Петровича в нескольких вотчинах были «варницы», на которых крестьяне в качестве натуральной повинности варили «из боярского хлеба» вино; из окладной книги мы знаем общее количество продукта, который должны были сварить в этот год, — 1305 ведер. Конечно, часть выгоняемого продукта шла на нужды дома, но, без сомнения, незначительная в общем итоге. Остальное имело местом назначения кабак.

Мы видим фельдмаршала в роли энергичного откупщика. Вот не требующий комментариев выразительный документ от 1717 года — указ молодотудскому приказчику: «Повелел я тебе указом своим, чтоб кабаки, которые в вотчине моей и в Осташкове, взять на предбудущий 1719 год на откуп, и о покупке хлеба в Осташкове, — и против оного моего указу о хлебной покупке чрез отписку твою я сведом, что хлеб дорог. А о кабаках ничего ты не ответствуешь, взяты ли оные кабаки на откуп или нет, в чем я признаваю некоторую вашу леность и нерадение ко мне. И ныне паки сим указом тебе подтверждаю о тех кабаках: конечно, на откуп возми и не упускай времени, понеже и новый год уже приходит… Ежели они взяты на откуп, то бы, не упуская времени, заранее вели привезть вина из Кромских вотчин, а не в тот час везти, как уже новой год прибудет, и в том будет великая в вине остановка, и ежели такие откупные кабаки будут стоять многое время без вина, и напрасно за те числа будем платить откупные оброчные деньги… А ежели ты каким своим нерадением и оплошкою оное дело опустишь, то на тебе все взыщетца, и примешь себе вместо милости гнев»{559}.

Вообще корректный в отношении к чужим интересам и постоянно «устне и письмами» внушавший своим приказчикам: в «чюжое отнюдь вступатца и зацеплятца не велеть»{560}, он сам в одном случае нарушил это свое правило именно потому, что не устоял перед соблазном кабацкой прибыли. В Борисовке местный священник владел участком земли, половину которого получил от Бориса Петровича в качестве руги[17], а другую купил за 10 рублей. Несмотря на это, всю землю с возведенными на ней строениями велено было у него указом фельдмаршала отобрать, уплатив, правда, за купленную им часть те же 10 рублей, а строения «оценить по здешней цене без наддачи». Дело в том, что фельдмаршал вдруг решил на этом участке «зделать корчму пространную польскою манерою{561}.

Наконец, Шереметев пробовал быть скупщиком, вступая на этой почве в конкуренцию с торговым капиталом. Молодотудскому приказчику предлагалось покупать у своих и у сторонних крестьян белок, рысей и «протчее» для отправки в Москву: «…только покупай, — наставлял фельдмаршал, — недорогою ценою, чтоб в том было против московской цены гораздо дешевле, а дорогою ценою, ежели дороже московского, и покупать не надлежит: какая нам в том будет прибыль»{562}.

В общем, следует сказать, что фельдмаршал сумел использовать собранный им капитал. В последние годы уже не было слышно от него жалоб на скудость средств. Его дом был всегда обеспечен всем необходимым, несмотря на огромные расходы. Не было у него и нужды в деньгах. Из окладной книги 1714 года мы знаем, что он получал из своих вотчин только денежного оброка до 11 тысяч рублей, и эта сумма с каждым годом, несомненно, росла благодаря увеличению владений и повышению их доходности.

К сожалению,