Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Надо поторопиться, потому что скоро проступят синяки.
— Не волнуйся, — сказал он. — Ты в Голливуде. Существует грим, а при правильно поставленном освещении мы кого угодно сделаем красавцами.
— К тому же меня немного шатает. Нет ли аспирина?
— Аспирин? Бетти даст тебе что-нибудь посильнее.
Мистер Батлер протянул мне парик и халат Руби и отправил к парикмахеру и визажисту. Добравшись до места назначения, я быстро позвонила Максу Филду, агенту, услугами которого Элен, Эдди и я пользовались в Лос-Анджелесе. Он согласился приехать на студию, составить для меня контракт и посмотреть съемки, чтобы понимать, кому еще можно будет предложить мои услуги.
Я заставила себя не думать о Руби и Джо и отдалась в руки этих замечательных женщин. Когда они надели на меня парик, я изменилась до неузнаваемости. Впервые в жизни я была не просто китайской куколкой. Я стала потрясающе красивой женщиной.
Мистер Батлер посмотрел на меня и решил, что новых гардений не нужно.
— Тебе они ни к чему, — объявил он. — Ты потрясающе красива сама по себе.
Комплимент придал мне сил. Сейчас сбывалась моя мечта, однако работа в съемочном павильоне отличалась от работы в клубе. Тут не было публики, которую нужно было развлекать, не было ощущения, что окружающие сейчас вместе с тобой. Тебе нужно хорошо подать выступление, но в пустой комнате, под направленными на тебя камерами, задача становится не просто трудной, а почти невыполнимой.
Что бы я ни делала, мистеру Батлеру не нравилось. Он попросил меня взять веера, с которыми танцевала Руби. Она всегда говорила, что то, что она делала, на деле гораздо тяжелее, чем выглядит, и она была права. Я была обнажена, не считая заплатки на причинном месте, и мне пришлось трижды исполнить танец, что потребовало довольно много времени. У меня было сломано по меньшей мере одно ребро, а веера были очень тяжелыми. К тому же я была полужива от страха, потому что никогда не делала ничего подобного. Однажды я потеряла равновесие и услышала смех мужчин из съемочной группы.
— Давайте попробуем с шаром, — предложил мистер Батлер.
Однако оказалось, что поворачивать шар так, чтобы скрывать то, что нужно скрыть, оказалось не так просто. Унизительно и стыдно было осознавать свою неспособность исполнить задуманное.
— Вы еще что-нибудь можете? — в раздражении спросил мистер Батлер.
— Может быть, — ответила я. — Дайте мне десять минут, и я придумаю что-нибудь, что подойдет к вашей музыке, — пообещала я.
Потом я ушла в дальний угол студии и начала считать.
Раз, два, три, четыре. Пять, шесть, семь, восемь. Мистер Батлер говорил, что ему нужно что-то экзотическое, поэтому я позаимствовала движения рук из сиамских и бирманских танцев, которые видела на выставке на острове Сокровищ; шаги гавайского танца хула, которые мне показывала Руби, и кое-какие связки из китайской оперы, которую смотрела с Монро. А потом я оформила это все в стиле бального танца.
Когда я показала то, что у меня получилось, мистеру Батлеру, он сказал:
— Идеально! Мне очень нравится! Снимаем!
Мне тут же наклеили очень длинные накладные ногти, кожу напудрили блестящей пудрой и подправили помаду. Поскольку мне срочно понадобился импровизированный костюм, мне придумали саронг, как у Дороти Ламур, и сняли с меня туфли, чтобы я танцевала босиком.
Я несколько раз исполнила этот танец на камеру. Дина Дурбин с каким-то актером все это время острили. Но все же я стала звездой кино.
Руби. Долина ветров
— Кто победит в этой войне? — резко спросил агент Паркер.
— Соединенные Штаты Америки, — ответила я.
— Вы сторонница Японии?
— Нет.
— Тогда почему ваш отец и брат отправились в воскресенье на рыбалку?
— Не знаю.
— Они подавали сигналы со своей лодки самолетам, которые летели на Перл-Харбор?
— Уверена, что нет.
— Вы знаете, что ваша мать заставляла учеников, приходивших к ней на занятия японским языком, петь национальный гимн Японии перед каждым занятием?
— Да, но в вашем пересказе это звучит страшнее, чем было на самом деле. Пение помогает учить язык.
Агент Паркер и агент Холт переглянулись. Мы находились в кабинете без окон где-то в Лос-Анджелесе. Я злилась, что меня поймали, что упустила главный шанс в жизни сняться в Голливуде, что на меня кто-то донес. Гнев и ярость были гораздо сильнее страха. Однако я делала все, что от меня зависело, и даже больше, чтобы не дать им увидеть мои эмоции.
— Я впервые слышу о родителях со дня нападения, на Перл-Харбор, — решила я пойти ва-банк, сверкнув белоснежной улыбкой. — Где они? И что с моим братом? Его зовут Йори Фукутоми.
— Здесь мы задаем вопросы, милочка, — уведомил меня агент Холт.
Ох как бы мне хотелось хорошенько съездить ему по физиономии, но надо было держать себя в руках.
— Ваши родители доставляли питание и топливо японским судам в море? — продолжил допрос агент Паркер.
— Нет.
— Они прятали японцев в своем доме?
— Нет.
Меня допрашивали два дня подряд. Задавали одни и те же вопросы, а я давала на них одни и те же ответы, улыбаясь самой лучезарной улыбкой из арсенала Принцессы Тай. Однако все мои вопросы натыкались на непроницаемую стену молчания, ответные нападки или угрозы. Когда я спрашивала, могу ли я выйти в туалет, они поджимали губы и отводили глаза. На вопрос, кто на меня донес, агент Холт сострил:
— Ты же знаешь, что такое дружба, милочка: ложь, предательство и разочарование.
И эти слова сузили круг подозреваемых до… кого? Иды? Чарли? Эдди? Кого-то из сестер Лим? Музыканта из оркестра? Может, Монро? Или кто-то из мужчин, с кем я встречалась после того, как стала Принцессой Тай, что-то заподозрил и поделился с кем-то своими мыслями, случайно попав в точку?
Когда агенту Холту надоели мои вопросы, он пригрозил:
— Здесь есть люди построже нас. Ты хочешь оказаться в такой же комнате с ними?
Он действительно собирался исполнить свою угрозу? Мне не хотелось узнать это на практике, поэтому я решила стать немного сговорчивее.
Когда агент Холт стал наседать на меня с вопросами насчет того, почему моя семья всегда предпочитала жить возле военно-морских баз, я ответила:
— Там жилье дешевле.
Этот ответ ему не понравился.
— Итак, как давно ты и твоя семья шпионят за Америкой?! — проорал он, приблизив лицо почти вплотную к моему.
На ночь меня заперли в камеру, поставив туда поднос с едой. Мне было нельзя пользоваться телефоном, мне не дали одежды, зубной щетки или расчески. Я не плакала
