Я любила эту страну. Она была мне домом. Но внутри у меня все гудело от злости. Злости на все. Он внимательно на меня смотрел, и я практически слышала, как он думал: «Слишком много эмоций!»

После затянувшегося молчания он добавил:

— Ты не хуже меня знаешь, что Германию и Японию надо остановить.

И конечно, он был прав.

— И тебе тоже зададут эти два вопроса, — сказал он. — Позволь дать тебе совет. Если ты ответишь отрицательно хоть на один из них, тебя сочтут нехорошей женщиной.

— Нехорошей женщиной? — В моей памяти тут же возникли образы Грейс и Элен, и в груди все сжалось от горечи. Однако Йори понимал под этим словом нечто иное.

— Тех, кто отвечает отрицательно, отправляют в специальные лагеря вроде тех, где держат маму и отца.

Мы еще немного поговорили. Он рассказал, что правила поведения в Топазе стали свободнее и что сейчас люди могут даже выходить на прогулки, работать в соседнем городке или наниматься на близлежащие фермы.

— Здесь у нас есть люди любых профессий: учителя, ученые, художники, бизнесмены, даже артисты. Есть такой парень, Горо Сузуки…

— Комик? Он раньше выступал в «Скай Рум» в Чайна-тауне!

— Ну вот, он получил разрешение выступать в клубах в Кливленде, Акроне и Чикаго. Он сменил имя на Джек Су, чтобы сойти за китайца.

Это мне было знакомо.

— Тебе надо просто принести присягу, — добавил он.

Расставшись с Йори, я пошла прямо в администрацию.

— И как мне выбраться из этого чертового барака? — спросила я, тут же проговорившись о том, как я на самом деле ко всему этому относилась. Кажется, я выбрала не самый дипломатичный способ представиться начальнику.

— Ну ты же не думала, что, попав сюда, ты выйдешь на следующий день? — не остался он в долгу.

Большинство девушек моего возраста работали здесь прачками или выращивали сахарную свеклу на соседних полях. Возможно, он понял, что моя работа в прошлом была совсем иного рода, и назначил меня делопроизводителем за восемнадцать долларов в месяц. Я изобразила благодарность, хотя какой делопроизводитель из Принцессы Тай?

Грейс. Везет, не везет

Я была дома уже десять дней и только сейчас начала осознавать, что же с нами произошло.

К концу съемок всем стало ясно, что я всерьез пострадала от удара Джо. Студия предложила отвезти меня в больницу, но я хотела домой. Возвращаться в Сан-Франциско в одиночестве было грустно, но, войдя в квартиру, я почувствовала себя еще хуже.

Этот дом был пронзительно пуст без Руби. Все напоминало о ней: пара туфель, брошенных возле ванной, флаконы ее духов на туалетном столике, халат, наброшенный на спинку стула. Я долго на это смотрела, затем приняла аспирин и выпила виски.

Уснуть мне так и не удалось — было слишком больно. На следующий день я пошла к врачу.

— Обычно сам удар редко приносит увечья, — сказал он. — Калечит то, на что жертва натыкается, падая. — Он не знал, что я усвоила это в самом начале своей жизни.

Доктор осторожно ощупал вздувшиеся сине-зеленые, местами переходящие в фиолетовые шишки, образовавшиеся на моем левом боку от подмышек до бедра. Подтвердил перелом ребра от удара о край стола и ушиб бедра, а также легкое сотрясение мозга, от которого у меня кружилась голова.

— Кажется, это у вас не впервые, дорогуша. Вы ничего не желаете мне сказать? Я бы хотел вам помочь.

Когда я с благодарностью отказалась от дальнейшей помощи, он вздохнул и посоветовал мне отдохнуть в течение месяца, велев пить побольше молока, чтобы быстрее восстановиться и ускорить заживление костей.

На третий день после возвращения я получила букет роз и коробку конфет. К ним была приложена записка: «Мне так жаль. Пожалуйста, прости меня. Джо».

Подумав о Джо и о том, что он должен был испытывать, я зарыдала. Он, наверное, сгорал от вины за нанесенный мне удар и мучился из-за обмана Руби. Но ей я сочувствовала гораздо больше.

Если по радио начинали передавать песни вроде «Погоди немножко, мистер япошка» или «Найдем желтого парнишку и будем его бить, пока не станет красным, белым и синим», я выключала радио и сидела в полной тишине. Моей лучшей подруги больше не было рядом, и я ничего не могла с этим поделать.

Я собрала все ее вещи и упаковала в чемодан. Вытащила из-под кровати коробку, в которой она хранила деньги, и спрятала вместе с моими. Мне одной такая квартира была не по карману, и спустя пять дней после возвращения я предложила Иде переехать ко мне. Не могу сказать, что мы с ней были подругами, но она приняла мое предложение с той же готовностью, с которой я в свое время согласилась на предложение Руби.

Всего через несколько часов после нашего разговора она уже ввалилась в комнату Руби с двумя чемоданами и несколькими безделушками.

Ида оказалась не худшей соседкой, маленькой и милой, и нравилась всем молодым людям. Вот только она продолжала встречаться с Рэем Бойлером, несмотря на все предостережения, и по выходным они устраивали в ее комнате настоящие дебоши. Этот человек пугал меня, но Ида каждый раз говорила, что он приезжает только раз в четыре недели. Его визиты радовали меня не больше ежемесячных приездов тетушки Фло, но приходилось с ними мириться, потому что я тогда не выносила одиночества.

На восьмой день пришла Элен с Томми. Наш разговор ходил кругами.

— Кто мог так поступить с Руби? — спрашивала Элен.

— Ума не приложу. Кому это могло понадобиться? — отвечала я.

— Люди бывают такими жестокими…

И мы снова возвращались к тому, с чего начали, не приближаясь к ответам на эти вопросы.

Утром десятого дня Чарли принес домашнего супа, который приготовила его мать, и напомнил, что обещал прибавку к жалованью тому, кто получит роль в фильме. А в полдень я получила короткую записку от Джо:

«Дорогая Грейс,

У меня нет слов, чтобы описать, как я корю себя за то, что сделал с тобой, но я надеюсь, что ты согласишься встретиться со мной. То, что я хочу сказать, я должен сказать лично. Давай встретимся 12-го в полдень в „Фостере“.

Прошу тебя, не отказывай, хотя я пойму, если ты решишь именно так и сделать.

Джо».

За эти полторы недели он мог бы позвонить или зайти в любой день. То, что этого не произошло, свидетельствовало о силе его переживаний.

В назначенный день я оделась, причесалась, слегка накрасилась, чтобы