Последние слова кружевница, ошеломлённая собственной дерзостью, почти прошептала. Катя встала, подошла к девушке погладила по плечу:

– Скажи, где ты живёшь?

– Недалече, – и окончательно смутившаяся мастерица путанно объяснила, как можно найти их дом.

– Ступай, – отпустила её Екатерина, – завтра мы вас навестим. Ты не будешь против?

– Не буду, госпожа. Только житьё наше неказистое, вам неприятно будет.

– Ничего, потерпим, – успокоила её женщина, и взволнованная девица, отвесив поклон, поспешила на выход. Даже узелок с кружевом забыла.

– Даша, прости, что не посоветовавшись решение приняла, – спохватилась моя помощница. – Как ты смотришь на то, если я схожу к ним? Может, смогу чем-то сироткам помочь.

– Я тоже с тобой пойду, – «перевела» Дуняша моё бестолковое мельтешение пальцев, и ещё от себя добавила: – Можно я с вами?

– Куда же мы без тебя, лапушка? – приобняла её Екатерина.

Пока меж собой договаривались о визите, к нам подошли ещё двое. Стояли молча, терпеливо ожидая, когда кто-то из нас обратит на них внимание.

– Вы тоже кружевницы? – с улыбкой спросила Дуняша и покосилась на Катю. Девушки были близняшками.  

– Нет, барышня. Но, может быть, вам рисовальщицы нужны? – спросила одна, похожая на сестру, как зеркальное отражение. – Наш батюшка парсуны пишет и нас научил, только заказов мало и платят плохо. Мы можем узоры придумывать для вышивок… – как последний аргумент предложила одна из сестёр.

– Дуня, спроси у них, хотят ли научиться лица красить моими притираниями? – едва сдерживая радость, мысленно попросила помощницу.

Это же какая перспектива открывается! Художниц приёмам макияжа обучить намного проще, чем обычную горожанку. Им же и курсы можно поручить вести. Куда профессиональнее обучать станут, чем я через Дунечку. А времени свободного сколько у меня появится для работы в лаборатории! Спасибо, светлые боги, что послали мне этих девушек.

Но художницы сомневались. Переглядывались, плечами пожимали, едва заметно морщили носики. Понятно. Они же думают, что им предстоит «рисовать» матрёшкины личины. Я бы тоже на такое не подписалась. Мысленно попросив Дуняшу, чтобы они с Катей начали объяснять условия работы томившимся в ожидании мастерицам, поманила девушек за собой.

Комната, где поставили кресло-трансформер и стол с ящиками, наполненными баночками с моими придумками, была готова к приёму клиенток. Шпателем достаю немного «тонального средства» и наношу его на руки художницам. Жестом показываю, что следует хорошенько размазать по коже. Растирают, нюхают, удивляются.

– Это для рук?

Отрицательно качаю головой и дотрагиваюсь до щеки. Открываю следующую баночку – в ней средство на несколько тонов темнее первого – наношу на руки рядом с предыдущим слоем. Потом третий, самый тёмный. И показываю, тыча пальцем в баночку и на своё лицо, что на какой-то участок можно нанести тон темнее, а куда-то более светлый.

 – Людочка, так это же живопись! Только не на доске, а на лице! – ахает одна из сестёр, а вторая пристально рассматривает свою руку, пальчиком смешивая оттенки.

– Ещё цвета есть? – интересуется она. Похоже, в их тандеме Людмила главная. Киваю и показываю на глаз, скулу, губы. 

– Тоже разные оттенки? – Получив утвердительный кивок, переглянулась с сестрой: – Мы согласны. 

Это только кажется, что наняли искусных мастериц и дело само сладится. Ага, как же! Несмотря на строжайшее предупреждение, что за скандалы и склоки будем безжалостно увольнять, притирались работницы друг к другу с трудом. Почти все никогда не работали в коллективе, а у каждой свой характер и свои привычки.

Хорошо, что Людмила и Белослава работать будут отдельно от всех. Богема средневековая, леший их в лес унеси. Меня слушаются только потому, что я хозяйка и в макияже разбираюсь лучше них. Иначе вовсе неуправляемы были бы. Пригрозила, что малейшее недовольство со стороны клиенток – выгоню, и пусть дома парсуны малюют.

Новая вышивальщица Ирина предупредила сразу, что может работать только в одиночестве. Болтовня, обычно царившая в общей мастерской, её отвлекает. Хорошо, что места много, выделили ей самую маленькую комнату с большим окном. Хоть стеклышки и непрозрачны, но сторона солнечная, света достаточно.

Продавщица наша оказалась из обедневшего дворянского рода. Настолько бедного, что даже приданого не могли родители за дочерьми дать. Единственным богатством Ружены и её двух сестёр было хорошее домашнее образование.

– Матушка всему нас сама учила. Наставляла, что любая наука поможет на кусок хлеба заработать. Сестрицы решили искать места воспитательниц в домах богатых, а я у вас счастье попытала. Всегда думала, что хорошо рукоделием овладела, а как оказалось, далеко мне до мастерства, – рассказывала о себе барышня.

– Но торговля – это тоже не просто за прилавком стоять и мило улыбаться, – предупредила её Екатерина. – Ну-ка пойдём, продашь мне комплект какой-нибудь.

Ружена встала у прилавка и, сложив руки на животе, с доброжелательной улыбкой смотрела, как к ней подходит «покупательница». Когда между ними оставалось шага три, девушка сделала книксен и поприветствовала Катю:

– Добрый день, госпожа. Чем могу вам помочь?

– Ничем, – отрезала «покупательница» и не глядя на продавщицу, решительно шагнула к полкам с явным намерением самостоятельно порыться в сумочках.

– Госпожа, в нашем магазине так не принято, – растерялась Ружена.

– И что? – уже тянула руку к приглянувшейся сумочке, попутно «нечаянно» повалив несколько аккуратно выстроенных рядком, «покупательница».

– Я стражу городскую позову… – прошептала, чуть не плача, барышня.

– Угу, беги! А я тем временем пару комплектов за пазуху запихну и уйду из магазина, – прокомментировала её намерение Екатерина.

Ружена выпрямила спину, проглотила ком в горле и почти спокойно спросила:

– Продавщицей я тоже не смогу работать?

– Сможешь, когда усвоишь несколько правил, начнёшь ими пользоваться и поймёшь, что аристократы тоже люди и бывают разными. 

Погрузившись в воспоминания, я не заметила, как к нам через кусты подкрадывался зверь. Цветом шкуры он сливался с прошлогодней травой, двигался настолько бесшумно и незаметно, что даже птицы, с пересвистом шуршащие в ветвях, не вспорхнули тревожно и не притихли выжидательно. Только когда тяжёлая лапа мягко толкнула меня на спину, а лицо обдало теплое дыхание и кольнуло вибриссами, поняла, что в очередной раз проиграла.

– Пых! – мысленно потянулась к питомцу. – Так нечестно. Ты даже эмоции прячешь. Как тебя теперь можно засечь?

– Пыф! – пренебрежительно фыркнул зверь, выпуская меня из захвата.

Прошли те времена, когда я была старшей и опекала его. Теперь Пых считал себя главой прайда. Он редко появлялся в доме, у него была своя жизнь – но мои наставления, что домашних животных убивать нельзя, он помнил. Вот и сейчас пушинка, нечаянно приставшая к морде, свидетельствовала, что обедал зверь дичью.