Птицы врезаются в пропеллер; горячие брызги бьют в лица аэронавтов. Аппарат кренится, воет; бешено летит навстречу земля…

В последний момент пилоту удаётся выровнять аэроплан; посадка очень жёсткая, трещит и отрывается правая плоскость, зацепившаяся за дерево; словно гитарные струны, с визгом рвутся стальные расчалки. Шасси принимает первый удар – аппарат подпрыгивает, пролетает ещё десяток саженей, вновь бьётся о землю; с треском ломаются стойки колёс; самолёт встаёт на нос, на миг замирает, словно обелиск самому себе – и с ужасным грохотом опрокидывается на спину.

Из перебитого бензопровода капает на раскалённый картер мотора…

* * *

– Они там все отравились рыбой фугу?! – вопит начальник департамента полиции Токио. Снимает европейскую фуражку, швыряет в неё перчатки. – Или перепились саке? Какой ещё дракон? Передайте суперинтенданту префектуры моё неудовольствие.

Клерк кланяется и бормочет:

– Это уже третье сообщение за четыре часа из самых разных городов. Возможно, господин сочтёт необходимым отправить конный отряд для расследования на месте?

– Делайте что хотите, – кричит начальник, – только отстаньте. Я опаздываю на представление кабуки.

Клерк соединяет ладони: словно гигантская бабочка складывает крылья и садится на его чахлую грудь. Сгибается в поклоне и пятится вон.

Начальник высовывается из окна и кричит рикше:

– К подъезду, сын обезьяны!

* * *

– Держись, друг.

Богатырь Серафим Купчинов хрипит от натуги – и сбрасывает обломок крыла, освобождает товарища. Сильно пахнет газолином, натекла уже целая лужа.

– Как себя чувствуешь? Дышать не больно, рёбра целы?

Николай выбирается, пытается встать – его швыряет, друг едва успевает подхватить.

– Яр, отдышись, приди в себя.

– Некогда. Времени нет. Что там груз? Цел?

Купчинов могучими руками отрывает доски, высвобождает содержимое ящика. Это новейший блиндированный автомобиль конструкции Ярилова.

Купчинов хватает заводную рукоятку (в его кулачище она выглядит хрупкой проволочкой), вставляет в гнездо магнето, крутит. Мотор взрывается весёлым треском: работает!

Друзья забираются через стальную дверь: внутри тесно, Купчинов раздирает плечо о выступ брони и тихо ругается. Ярилов вглядывается в узкую смотровую щель, включает передачу и гонит машину по извилистой дороге; пыльный хвост тянется позади, словно тело сухопутного дракона; сверкают фары, будто хищные глаза. Японцы бросают повозки, запряжённые быками, и разбегаются по придорожным кустам; но вот впереди вырастает конный отряд. Ошарашенные всадники бросаются врассыпную; кричит офицер, призывая кавалеристов – и вот уже гремят винтовочные залпы. Пули грохочут об автомобильную броню – и плющатся о неё не в силах пробить; какой-то отчаянный смельчак бросается наперерез, рубит саблей шину. Но боевая машина оснащена не пневматическими баллонами, уязвимыми для пуль и железа; шины изготовлены целиком из литой резины.

Летят вёрсты; и вот уже он – огромный город из игрушечных домиков, будто склеенный из бамбуковых палочек и картона. Ярилов уступает место водителя товарищу. Всматривается в узкие щели, водит пальцем по карте. Ругается:

– Чёрт ногу сломит. Гигантская деревня, а не столица. Как тут к дворцу прорваться?

– Да уж, не петербургские проспекты.

– Заблудились, похоже. А спросить дорогу не у кого.

– Отчего же? – возражает Купец.

Останавливает автомобиль. Высокого плечистого красавца немедленно окружают мило щебечущие женщины – маленькие, изящные, в расшитых цветами кимоно; прелестные, словно фарфоровые куколки. Серафим галантно кланяется:

– Барышни, лейтенант русского флота Купчинов, честь имею. Как тут проехать ко дворцу Муцухито, чтобы он был здоров?

Забирается обратно в автомобиль, за ним – две красавицы.

– Девочки дорогу покажут, поехали.

– Как ты с ними общаешься? – поражён Ярилов. – Ты же японского языка не знаешь.

– Ерунда, – ухмыляется Купчинов, – чтобы я – да с девицами не договорился?

Гейши кивают высокими причёсками с торчащими из них палочками и хихикают.

Летит блиндированный автомобиль, петляя по узким улочкам, сбивая полицейские заслоны, расшибая наскоро сооружённые баррикады; вот он – дворец!

Императорская гвардия выстраивается стальной стеной, выкатывает пушки; Купчинов хватает ружьё-пулемёт Мадсена, просовывает в амбразуру.

– Первую очередь – поверх голов! – просит Ярилов.

– Как скажешь.

Грохочет пулемёт, звонко щёлкают о броню гильзы; бледнеют гвардейцы, роняют винтовки, встают покорно на колени.

Блиндированный автомобиль сносит ворота; проносится через первый двор, второй – равнодушным взглядом провожают его гранитные черепахи, высовывают в изумлении языки каменные львы, похожие на собак, и собаки, похожие на драконов.

Стража и министры в ужасе разбегаются; лейтенанты проходят в главный зал; на троне их ждёт побледневший монарх в европейском мундире.

– Вы желаете меня убить? – спрашивает он, сглотнув слюну.

Ярилов снимает фуражку и кланяется; толкает под локоть товарища – Купчинов делает то же самое.

– Нет, ваше величество. Мы здесь с другой целью. Теперь вы лично убедились в могуществе России – нас лишь двое, но мы смогли прорваться в ваш дворец. Однако сейчас время доказать не только силу, но и благородство моего Отечества: лично вам мы не причинили вреда, хотя и могли, ибо прибыли ради заключения почётного мира между нашими великими державами.

– Что же я должен сделать, храбрецы?

– Откажитесь от требования контрибуции. Наша страна богата, но тут уж – дело принципа; не в наших правилах платить дань, мы давно прекратили эту практику, уничтожив Золотую Орду.

– Это всё?

– Нет. Владивосток – русский город, Приморье и Сахалин – русские провинции, политые кровью и потом наших предков. Свою землю мы не отдадим. Забирайте Порт-Артур и Ляодун – китайского нам не жалко.

– Остроумно, – усмехается успокоенный микадо, – этак вы мне и весь Индокитай отдадите, и Голландскую Ост-Индию?

– Забирайте, – кивает Ярилов.

– Я подумаю.

– Чего думать-то? – хмуро спрашивает Купчинов и сжимает до хруста гигантские кулаки.

– Вы не поняли, – косится император на колотухи Серафима, – это я про Индокитай сказал, что подумаю. А с вашими условиями я согласен. Полностью.