Сталин с самого начала своей политической карьеры уделял много внимания своей официальной биографии (что, пожалуй, было характерно для всех советских руководителей). Первая утвержденная им биография появилась в 1925 году, когда его личный секретарь Иван Товстуха потрудился создать жизнеописание своего начальника. Ее текст включил в себя положения, которые легли в основу последующих официальных биографий Сталина. Он базировался на двух парадигмах: 1) Сталин был большевиком с самого начала своей революционной деятельности; 2) Сталин всегда и во всем был согласен с Лениным[385].

В 1947 году появился окончательный вариант его официальной биографии. Она была опубликована под эгидой Института Маркса-Энгельса-Ленина и являлась коллективным трудом историков и идеологов, который отредактировал сам Сталин[386]. Для миллионов и миллионов коммунистов по всему миру эта публикация была в годы «холодной войны» примерно тем же самым, чем была для китайцев «маленькая красная книга» (сборник цитат Мао Цзэдуна). Хотя хронология событий в ней довольно близка к реальной истории, а некоторые упомянутые факты соответствуют действительности, в центре исторического процесса здесь поставлен один лишь Сталин – своего рода deus ex machina[387]. Лейтмотивом этой биографии, написанной в характерном для самого Сталина стиле, изобилующем повторами и отличающемся монотонностью и простотой, являлась преемственность между Лениным и Сталиным. Эта биография, полная замалчиваний и недомолвок (политические противники Сталина и широко известные жертвы устроенных им репрессий либо вообще не упоминались, либо всячески поливались грязью), сводила историю Октябрьской революции и Советского государства к деятельности лишь двух выдающихся личностей – Ленина и Сталина. Наряду с ними фигурировали лишь такие абстрактные понятия, как «партия», «народ», «массы», «большевики». Тот же самый подход был применен и к периоду Второй мировой войны: события и достижения этого периода описываются подробно, в динамике, но главных действующих лиц всего два: Сталин и народ. История представлена в виде своего рода лубочных картинок, и роль Сталина – как и во многих литературных и прочих художественных произведениях того времени, посвященных истории СССР, – явно преувеличена.

Образ вождя, лишенный каких-либо ссылок на личную жизнь и вообще всего, что характерно для обычного человека, представлен в этой биографии как своего рода порождение марксистского мышления, знамя борьбы рабочего класса и угнетенных народов. Сталин хотел, чтобы именно таким его видели последующие поколения. Поэтому нетрудно представить себе, в какую он пришел ярость, когда примерно в то же самое время его свояченица Анна Сергеевна опубликовала книгу воспоминаний, в которой Сталин был изображен не как абстракция, а просто как ее зять.

Одиночество и постоянное недовольство тем, какими людьми становятся его дети, ни один из которых, по его мнению, не оправдал возлагаемые на них надежды, пробуждали его все чаще и чаще задумываться о своем прошлом – в частности, о своей покойной жене Надежде и о ее самоубийстве, с которым он так и не смирился и смысла которого он так и не понял. Траур по ней для него, похоже, не закончился: он все еще искал виновного. Чем больше он старел, тем больше думал об этой женщине. Возможно, именно мучавшее его неприятное ощущение того, что его личная жизнь не состоялась, побудило его снова «ополчиться» на своих близких родственников (а точнее, на тех из них, кого пока еще не застронули репрессии).

В конце 1947 года, когда началась новая волна арестов, были арестованы Евгения и ее дочь Кира, а в январе 1948 года – Анна. Все они, близкие к Сталину, стали жертвами его подозрительности и настойчивого стремления заставить молчать всех свидетелей его личной жизни, раз уж он превращался в самый настоящий монумент. Анна и Евгения были, безусловно, болтливыми, любили посплетничать, и, главное, им было невдомек, что в их светских беседах любое упоминание о Сталине как об обычном человеке, не лишенном человеческих слабостей, – то есть упоминание, можно сказать, уничижительное – является святотатством. В послевоенные годы действия Сталина были зачастую еще более непредсказуемыми, чем в годы 1930-е.

В то же самое время, когда арестовали Евгению, был арестован и ее муж Николай Молочников, происходивший из евреев. Анна, поскольку ее мужа уже не было в живых и поскольку ее дети были еще слишком юными, села в тюрьму одна. В тот же самый год аналогичная судьба постигла отца Григория Морозова, бывшего зятя Сталина, и других примечательных личностей – таких, как Полина (жена Молотова), Лозовский (член Центрального Комитета, бывший заместитель наркома иностранных дел) и академик Лина Штерн. Также были арестованы главные деятели культуры, творившие на языке идиш. Арестам этих деятелей предшествовало убийство Михоэлса, широко известного не только своим творчеством, но и своей деятельностью во время войны на посту главы Еврейского антифашистского комитета. Данное совпадение – а точнее, логика новой «чистки» – представляет собой нечто абсолютно непонятное. Сталин арестовал своих еще не репрессированных близких родственников в то же самое время, когда он начал в СССР беспрецедентную антисемитскую кампанию. Какая здесь могла быть связь?[388]

Необходимо быть в курсе политико-психологической обстановки той эпохи, чтобы понять смысл этой взаимосвязи, основанной на отношениях более-менее светских или же дружеских. Евгения – благодаря своему мужу – часто общалась с Михоэлсом и с другими лицами еврейского происхождения, связанными с Еврейским антифашистским комитетом. Она и ее близкие родственники были арестованы примерно в то же самое время, что и два члена этого комитета – Гольдштейн и Гринберг, – которые, после того как их зверски избили, обвинили главных членов комитета в антисоветской деятельности. Их показания послужили основанием для того, чтобы годом позже разогнать этот комитет и арестовать его руководителей[389]. Гольдштейн и Гринберг были близкими знакомыми Евгении и ее мужа. Те же самые обвинения были выдвинуты против отца Григория Морозова, заподозренного в связях с потенциальными сионистскими активистами. В результате возникшей интриги еврейское сообщество в США проявило большой интерес к браку Светланы Аллилуевой и Григория Морозова. И все это крутилось вокруг проекта создания еврейской республики в Крыму. Вот таким образом оставшиеся близкие родственники были вовлечены в «дело», коснувшееся в конце 1940-х и начале 1950-х годов едва ли не всех советских евреев.