— Вы должны были установить с ним доверительные отношения, — упрекнул службист. Анна не помнила, как его зовут, дурной тон — запоминать имена службистов, подобную ошибку мы могли допускать разве что в юности. Доверительные отношения, да.

— Да, конечно. Но я не рискнула злоупотреблять его доверием.

— Жаль.

Анна смотрела вопросительно. Ему жаль; ну и?..

— Сегодня понедельник, — раздумчиво сказал он. — По идее, должен был уже и вернуться. Договоримся так: если его не будет до завтрашнего вечера, около полуночи вы звоните ему на мобильный и просите срочно приехать.

— У меня нет его мобильного.

— Возьмите.

Приняла кусочек бумаги с распечатанными цифрами, словно оторванный с уличного объявления. Его телефон. Кровь к щекам — не видно против света? — дрожь по спине, острая щекотка где-то внутри. Смешно, конечно же, смешно. Но как хорошо, безукоризненно работают! Они на нас, а не наоборот.

— А как я ему объясню, где взяла номер?

— Никак. Попросите приехать и сразу отключитесь. Он сам себе все объяснит, в меру фантазии.

— Он догадается.

— Ну до сих пор же не догадался.

Не догадался, беззвучно шевельнув губами, подтвердила Анна. Не догадался, потому что до сих пор мы не сделали ни малейшего движения по вашему приказу. Иногда наши намерения совпадали, словно фарватеры попутных судов, но такие совпадения — случайность и ложь, их все равно что вовсе не было. Разумеется, мы не станем ему звонить. Но за саму возможность, за вероятность, за длинную цепочку цифр на узкой бумажке — спасибо. Мы вами довольны. Будем работать дальше.

— Так что там у вас с ремонтом? — вдруг спросил службист.

Анна вскинула голову. Вот как; а мы думали, данная тема давно пройдена и закрыта. Красиво закольцовывает встречу?

Взялась за ручку спящей корзинки:

— Заканчиваем. Веранду снесли, сейчас возводят новую стену. Пришлось внести изменения в проект, но безопасность, как вы понимаете, доро…

— Дорого?

Рокот бархатного баритона. Праздное любопытство, не больше.

Анна поставила корзинку назад, и птенцы встрепенулись от резкого движения, всколыхнув изнутри платок.

Мы ведь так и не узнали до сих пор, во сколько он обходится, наш ремонт — и кому. Даже прозвонив по всем службам строительной компании. Даже зазвав бригадира на чашечку чая. Мы сделали все, что могли; другое дело, что не могли, да и не горели желанием заниматься только этим. Но тем не менее.

Службист смотрел дружелюбно. Они всегда так смотрят, предлагая плату за услуги. В меру щедрую и как нельзя более своевременную.

— Недешево, — кивнув, показала ослепительные зубы. — Мы с Олафом, он религиозный человек, подумываем о том, чтобы перевести аналогичную сумму на счет Фонда. Нашего Фонда помощи малоимущим рыбацким семьям, вы, наверное, в курсе.

Он в курсе. Он, конечно, оценит изящество нашего отказа. Ну?!

Службист допил пиво. Тронул колесо старинной прялки у стены и сквозь пустой бокал посмотрел на его лениво затухающие обороты. Он явно был обескуражен, откровенно тянул время, заставляя усомниться в своем звании и профессионализме. Встать, одеться, спрятать птенцов за пазуху и уйти, пока он собирается с достойным ответом.

Анна уже почти так и сделала, когда службист подал, наконец, свой поставленный голос:

— Не уверен, что мы сейчас говорим об одном и том же, госпожа Свенсен. Так или иначе, желаю вам поскорее разделаться с вашим ремонтом. Будет неприятно, если он затянется.

— Неприятно, — согласилась она.

И поднялась из-за столика.

* * *

Когда Анна уходила на встречу со службистом, на работу как раз заявилась Ивонн, попавшись на пути буквально в дверях. Теперь в офисе заседали уже они обе, Ивонн и Рина. Разумеется, пили кофе, разумеется, обсуждали нашу личную жизнь. Иногда они общались также на темы свадеб манекенщиц и разводов кинозвезд, однако в этом случае не стали бы замолкать с разгону, словно синхронно обжегшись неловким глотком.

— Привет, Рина, — с улыбкой сказала Анна.

С Ивонн мы сегодня уже здоровались. Правда, отозвались все равно обе, наши одинаково драгоценные сотрудницы и подчиненные. Их столы образовывали в тесном офисном помещении ножки кириллической буквы «П» — или широкую клешню, в которой плотно и беспомощно застрял начальственный, наш стол. Сейчас, когда обе, в кои-то веки, оказались одновременно на рабочих местах, последняя аналогия заметно усилилась.

— Кофе будете? — чирикнула Ивонн.

Прежде, чем мы успели отказаться, это сделала за нас Рина:

— Анна пьет только чай, и правильно делает. Доживешь до ее возраста, поймешь, как трудно сохранить хоть какое-то здоровье.

Рине недавно исполнилось пятьдесят, каковое событие звучно отмечалось в «Паласе», самом помпезном и дорогом ресторане города, где ее тумбообразная фигура в красном бархате с золотом потрясающе смотрелась на фоне канделябров и драпировок того же цвета. Рина была женой партнера Олафа, одного из совладельцев рыбзавода, и Фонд, кажется, стал первым местом ее работы после замужества: не мог же партнер оставить без присмотра такую странную структуру. А вот придумать супруге вторую руководящую должность не сумел, чего Рина так и не простила — ни ему, ни нам.

— Спасибо, девочки, я только что пила.

— С кем?

Ивонн, пухленькая блондинка, юная и простодушная, как молочный поросеночек, перешла в Фонд из бухгалтерии рыбзавода. Ивонн была влюблена в нашего мужа и надеялась когда-нибудь увести его из семьи, потому и работала здесь за смешные деньги — Олаф всегда умел экономить. В Фонде он почти не появлялся, но она зорко отслеживала и перемещения объекта, и любую полезную для себя информацию.

— С мужчиной, — откликнулась Анна, и поросеночек порозовел от удовольствия, переглянувшись через стол со старшей подружкой-советчицей Риной.

— Угу, — многозначительно прогудела та. И тут же с безупречной бабской логикой поинтересовалась у Анны, когда снимают швы.

— Еще не скоро.

— Если ему что-нибудь нужно, я съезжу, — вскинулась Ивонн. — У вас же, наверное, много работы.

Вздохнуть. Изобразить очередную улыбку; в такие моменты мы донельзя благодарны нашему стоматологу. Пояснить популярно и твердо:

— У тебя тоже много работы. В больнице все есть, очень хороший уход и лечение, мы с Олафом довольны. Я там буду вечером, передам привет.

— Передавайте, — разрешила потухшая блондинка. Рина снова промычала нечто, наполненное множественными смыслами. Пора заканчивать. Найти им, черт возьми, какое-нибудь занятие.

Когда мы придумали этот Фонд, когда с горящими глазами рассказывали Олафу, как оно будет, выстраивали концепцию, рисовали графики и расписывали смету — казалось, что наконец-то оно у нас появится, настоящее дело, приносящее реальную пользу конкретным людям. «Благотворительность» — поганое словечко, мы предпочитали говорить «помощь». Своевременная, адресная, дифференцированная, которую можно ощутить, попробовать, взять в руки, приспособить в хозяйстве — в отличие от какой-нибудь иллюзорной свободы оптом для всех. Единственный способ помочь людям — помочь им материально. Формула, подкупавшая своей непреложностью и простотой.