– Голову не сносил, – смело глядя на Константина, ответил Басыня. – А то, что охолонил его малость – был грех.

– Охолонил – это как? Копьем в живот или мечом в грудь? – уточнил князь.

– Мечом, – подтвердил Басыня. – Только не в грудь, а в голову и не острием, а рукоятью.

– А дальше что было?

– Дальше я прочь поехал и ничего не видал. А и видал бы – тебе не сказал. Негоже это – на своих наговаривать. У вас и без того видоков два селища.

– А ты не наговаривай. Сейчас ведь, не забывай, твоя судьба на кону стоит. Если кровь ее мужа на тебе, то и одна из веревок твоя. Если ж нет – тогда и разговор иной, – заметил Константин.

– А ты, княже, вместо того чтобы вешать, лучше бы мне, вдовице горемычной, в холопы его отдал, – плаксивым голосом произнесла все та же баба, обвинявшая всех и вся, и похотливым глазом скользнула по связанному воину.

– Казнить – казни, княже, а так изгаляться надо мной – не дело, – возмутился Басыня. – Лучше головой в петлю, чем к карге этой старой в холопы, – и предупредил грозно: – Отдашь – сбегу, так и знай.

– А не стыдно висеть-то будет, яко тать безродный? – прищурился Константин.

– А чего? Я и есть безродный. Ваши же рязанские и осиротили, когда я еще мальцом был.

– Значит, ты поквитаться приходил? – высказал догадку князь.

– На мужиках да бабах? – хмыкнул презрительно Басыня. – Я вой, а не кат. Просто князь повелел, вот я и пошел.

– А почему же решил из дружины уйти? – подал голос воевода.

– Это мое дело, – нахмурился Басыня. – Мое и моего князя. А иных-прочих оно не касаемо. И я, княже, не баба, чтоб тебе тут в тряпицу жалобиться.

Тем временем процесс опознания завершился, и теперь все связанные воины стояли, разбитые на две неравные кучки. В той, что побольше, были преимущественно молодые дружинники, хотя изредка встречались и годами постарше. В другой же, небольшой, состоящей всего из полутора десятков человек, преобладали люди в возрасте. Молодых же было всего двое.

Схваченные в плен князья вместе с понурым попиком стояли на особицу, поодаль от всех. Правда, было их всего четверо – Гавриил Мстиславич успел и в схватке выказать свой норов. Бился он стойко и даже успел свалить одного из нападавших, прежде чем его достали мечом. И теперь здесь стоял только его меньшой брат – Иван Мстиславич.

– Ладно, после договорим, – махнул князь досадливо и сказал воеводе: – Пока я приговор им зачту, ты как следует бабу эту расспроси – что и как там было, а то я что-то не пойму с этой троицей. – И поспешил к большой кучке.

– С этими все ясно. За руду, безвинно пролитую, за полон, за пожарища, которые вы учинили в моих селищах, – все пленные затаили дыхание. – Повесить! – И, не слушая никого, быстро перешел к другой кучке, что была поменьше. – Теперь с вами как быть? Бабы сказывают, зорили, но не убивали. Стало быть, нет на ваших руках людской кровушки. Ну что ж. Ваше счастье. Однако за все отвечать надобно. Посему виру на вас налагаю, – и распорядился властно: – Бронь, мечи и все прочее с висельников и прочих снять. То в добычу пойдет. Все убытки тиунам за седьмицу счесть повелеваю. Опосля того думать будем – как подсобить сподручнее. Самим же вам в холопах быть у тех баб, что кормильцев лишились, – и возвысил голос, перекрикивая поднявшийся недовольный ропот: – Благодарить надо за милость да за то, что разобрался, а не повелел всех огульно вздернуть.

Гомон стих. А и впрямь – разобрался ведь, не стриг под одну гребенку. А в холопы идти? Ну что ж, это не сук с веревкой, тут и удрать можно. До Дона отсюда и десяти верст не будет, а за ним уже черниговские земли, там у рязанского князя власти нет, как успел один из пленных другому заметить хвастливо. Однако Константин краем уха разговор этот уловил.

– Ежели бежать кто удумает, – счел нужным он предупредить, – то сразу, как только мои люди его поймают, велю забить в колодки и кинуть в выгребную яму. А там иноземным купцам продам. Они за русских мужиков хорошие деньги платят. Не думаю, что выживет. Так что лучше об этом не думайте. К тому же не обельными холопами будете, а в закупах. Срок – два года. После отпущу.

– На всех все равно не хватит, – вздохнул вновь объявившийся Вячеслав.

– А сколько всех-то?

– В Пеньках двенадцать и тут девять. Очко получается. А у тебя пленных этих всего шестнадцать человек.

– Тогда так, – быстро переиначил князь. – В первую очередь тем их отдаю, у кого сыновья малолетние или их вовсе нет.

Пленников разобрали сразу, но все равно одной работника не хватило. Женщина робко подошла к князю и тихим голосом попросила:

– Я ведь не в обиде, княже. Господь с ним, с холопом-то. У меня и свои сыны крепкие, только вот нет их ныне, в полон забрали. Ежели бы ты, княже, подсобил их выкупить, век бы за тебя богу молилась.

– Вячеслав, – повернулся к воеводе Константин. – Вели быстренько собрать всех назад и допросить обстоятельно – куда они всех дели и где те сейчас находятся.

– Уже, – заметил тот. – Я ж как чувствовал, что еще не все закончилось, – и бодро отрапортовал: – Всех, кого из Пеньков забрали, пока держат в Дубицах – это селище верстах в пяти от Дона. Завтра собираются отвезти на торжище в Новгород-Северский и в Чернигов. Не спешили, потому что хотели отправить вместе с теми, кого мы сегодня отбили. Охрана у них – человек пять. Ну и еще десятка два ратников имеется. Остальные все здесь, так что дело плевое. Само селище, правда, тыном огорожено с кольями, да еще небольшим валом, ну и все остальное там как в городе, только в миниатюре. Но, я думаю, возьмем без шума и пыли. Только солнце уже к закату, так что лучше завтра с утра выйти одной сотне и спокойненько к вечеру вернуться.

– Боюсь, что не выйдет у тебя спокойненько, – нахмурился Константин. – Они тоже не дураки. Раз не вернулся никто из их людей, значит, влетели. Тревогу поднимут. Осаждать придется, а там, глядишь, и помощь им подоспеет.

– Так что, в ночь выходить? – не понял воевода.

– Все равно, наверное, поздновато. Ты лучше вот что – собери всех наших полностью и покажи силу, чтобы им там, в Дубицах, страшно стало. Если нахрапом ворваться не получится, то объяви, что мы их палить в отместку не собираемся, а пришли к ним только за полоном. Вернут – и ты сразу уйдешь. А иначе ты их на копье возьмешь – силы хватит.

– А откажутся? – усомнился Вячеслав.

– У страха глаза велики – не откажутся, – усмехнулся Константин. – Да и что им толку с этих пленных? От них же весь доход князьям да дружине пойдет, а самим сельчанам ни одной куны не достанется. А когда переговоры будешь вести, тонко намекни, что если они не выдадут всех рязанцев, то князь решит, будто они там все заодно с теми, кто набег устраивал. Иначе зачем бы им полон удерживать. Тогда ты с ними другие разговоры вести будешь, и не словом, а мечом.

– В общем и целом уразумел, – кивнул Вячеслав и, показав на князей и попа, осведомился: – А с этими что делать будешь?