Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Айгюль было пятнадцать лет. В этом году ее должны были выдать замуж, но убийство барона и арест всех членов семьи ставили крест на свадьбе весной. Если ничего не изменится, то осенью она отпочкуется от родного племени и перейдет жить в семью мужа.
Айгюль была симпатичной девушкой с приятными чертами лица, темноглазая, худенькая. Одета она была в синюю блузку, длинную цветастую юбку, на голове – кокетливо повязанный платочек.
«Если ее отмыть, привести волосы в порядок, одеть как современную городскую девушку, то получится вполне заурядная девчушка. Симпатичная, но не более того».
Мы посадили Айгюль спиной к окну, так, чтобы она могла видеть нас всех четверых. Допрос начал я. С первой же минуты мне стало понятно, что он ни к чему не приведет.
– Расскажи, какие отношения у тебя были с нашим сотрудником Леонидом Меркушиным?
– Я никогда не знала такого человека. У меня нет ни одного знакомого милиционера.
– Айгюль, посмотри на его фотографию. Разве ты видишь его в первый раз?
– Я видела его из окна поезда, больше мы не встречались.
– Ровно неделю назад ты гуляла с Меркушиным по поляне около недостроенного здания. Навстречу вам попался Янис – белокурый мужчина из Прибалтики, он ехал с вами в одном вагоне. Янис что-то рассказывал вам. Что он говорил?
– Я не гуляла по поляне и не видела Яниса.
– Ты передала ему для Меркушина тряпичную куколку. Ты сама эту куколку сделала?
– Я никому никаких кукол не передавала. Дайте закурить, у меня во рту пересохло.
– Я не обязан угощать тебя сигаретами.
Айгюль жалостно посмотрела на спортсмена.
– Мужики, что вам, жалко? Дайте девчонке сигарету, я вам потом целую пачку куплю.
– Я не ела весь день, – захныкала Айгюль. – У меня в боку колет от голода. Дайте кусок хлеба!
– Здесь не столовая. Тебя в тюрьме покормят, – жестко отрезал я.
– А до тюрьмы меня что, голодом надо морить? Водички хоть попить дайте.
– Давайте я сгоняю в магазин, куплю ей покушать, – предложил спортсмен.
– Какой магазин? – возразил Айдар. – На часы посмотри! Девять вечера, все магазины уже закрыты.
– У меня знакомые рядом живут. Я могу сходить к ним, попросить пару бутербродов.
– Сходи, – разрешил я.
Айгюль повеселела. Она села поудобнее, закинула ногу на ногу, сдвинула платочек с головы на шею.
– Айдар, Иван, работайте, а я пойду позвоню.
Я спустился на второй этаж и стал дожидаться спортсмена. Как только он вприпрыжку поскакал по лестнице, я остановил его.
– Стоп! Пошли в сторонку, поговорим.
Он нехотя подчинился.
На втором этаже в райотделе уже никого не было, все сотрудники разошлись по домам. Мы могли бы разговаривать у лестничной клетки, но я решил перестраховаться и отвел спортсмена в конец коридора.
– Что ты чувствовал, когда девчонка смотрела на тебя? – требовательно спросил я.
– Ничего не чувствовал, – с нарастающим раздражением ответил он. – Я вот что хочу сказать, когда вы с парнями-маагутами себя так ведете, это можно понять, но над девушкой-то зачем издеваться? По ней же видно, что она со вчерашнего дня ничего не ела. Она сидит перед вами, беззащитная, хрупкая, а вы со всех сторон наседаете на нее, как стая волков.
– Родион, – повысил я голос, – если ты сейчас же не ответишь, что ты почувствовал, когда Айгюль улыбалась тебе, я прикажу закрыть тебя в клетку.
– Она, она… – растерянно пробормотал спортсмен.
– Она уже одному моему сотруднику поулыбалась, теперь он с пробитой головой в больнице лежит. У этой девчонки бабка колдунья, сама она обладает повышенной биоэнергетикой. Так что ты чувствовал?
Спортсмен встрепенулся.
– Я напишу на вас официальный рапорт, – неожиданно заявил он. – Вы применяете незаконные методы дознания к несовершеннолетним.
– Понятно. На мой вопрос ты отвечать не будешь?
– Что я тебе должен ответить? – закричал спортсмен. – Она еще ребенок, а вы ведете себя с ней как фашисты! Что вам, трудно ей сигарету дать? Сами дымите, как три паровоза, а ей даже разок затянуться не дали.
– Родион, иди домой и больше сегодня в отдел не приходи.
– Я пошел на тебя рапорт писать.
– Пиши и запомни: если ты до утра переступишь порог моего кабинета, то остаток ночи проведешь в клетке вместе с бродягами и алкашами. Я не посмотрю, что ты офицер милиции, хотя какой ты, к черту, офицер! Ты – биатлонист, у которого мозгов не хватает понять, что девчонка подавила твою энергетику и заставляет тебя плясать под свою дудку. Пошел вон отсюда!
Спортсмен отошел к лестнице, обернулся и зло сказал:
– Завтра же рапорт будет на столе у начальника областного УВД!
– Прокурору не забудь копию направить, в парт-ком, в обком партии. Всем пиши, Родион, всем!
Вслед за спортсменом я спустился на первый этаж, постучался в окошечко к дежурному.
– Передай всей смене: до прихода Малышева моего нового сотрудника, того, который спортсмен, в здание райотдела не впускать. Попробует войти – задержать и посадить в отдельную клетку.
Дежурный, заранее проинструктированный начальником милиции, согласно кивнул. Я поднялся к себе.
– Айгюль, поехали прокатимся по вечернему городу. Иван, Айдар, вы свободны.
У дверей райотдела нас ждал дежурный «уазик». Мы посадили Айгюль в клетку для задержанных в корме автомобиля и поехали в СМЭ. Там нас уже ждали.
– Кого привез? – спросила меня заведующая отделом экспертиз живых лиц.
– Девушку пятнадцати лет от роду.
– Вот эту? – заведующая неприязненно посмотрела на Айгюль. – Ну, пошли, красотка.
Она завела ее в смотровой кабинет, а я остался в просторном пустом холле.
Заведующую звали Маргарита Иосифовна, я был с ней в хороших отношениях. Она была той редкой женщиной, которой однажды удалось вогнать меня в краску. Дело было так: сидели мы теплой компанией – несколько оперов и медики из СМЭ. Медики и менты – родственные души, одинаково циничные и прямолинейные. Сидели мы, выпивали, болтали о всякой всячине. Рассказывая какой-то забавный случай, Маргарита Иосифовна говорит: «Пошли мы с Надькой на гулянку, а я-то знаю, что она женщина на передок слабая…» Эта Надька сидела рядом со мной, закусывала как ни в чем не бывало. Она нисколько не смутилась, а мне почему-то стало так стыдно, что я покраснел…
Маргарита Иосифовна вышла из смотровой через пару минут.
– Андрей, она не хочет раздеваться. Сам понимаешь, силой мы ее осматривать не будем.
Я попросил вывести Айгюль в холл.