Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сабрина покачала головой:
— Нет, ни за что. Он обижает меня, мучает меня…
— Не могу в это поверить! — с притворным удивлением воскликнул Уиндем.
Его слова вывели ее из себя.
— Мистер Уиндем, я больше не желаю…
— Прошу прощения, — перебил художник. — Просто я считаю, что он некогда обидел вас. Улавливаете разницу в оттенках, леди Роуден? Одно дело, когда он постоянно обижает вас, и другое — если это произошло случайно, непреднамеренно.
Сабрина пристально смотрела на гостя.
— С вашей стороны это… — Она хотела добавить «настоящая дерзость», но вовремя спохватилась. Для Уиндема подобные замечания были пустым звуком.
— Леди Роуден, клянусь вам, он ни с кем не встречается. Ни с Софи, ни с кем-нибудь из «Бархатной перчатки»…
«Бархатная перчатка»? Боже мой, до чего они могут дойти в своем разговоре!
Впрочем, Уиндем никогда не задумывался о невольных последствиях своих слов.
— Рис не выходит из дому, миледи. За исключением редких прогулок, во время которых он постоянно молчит. Я не вижусь с ним неделями. Но зато когда он начинает говорить, то он делается необыкновенно…
— Грубым, неучтивым? — спросила Сабрина. — Какой позор! Это не делает ему чести, — добавила она с усмешкой; ей хотелось побыстрее выпроводить художника.
— Миледи, я знаю, что вы очень обижены на него. Да и сам Рис отнюдь не святой. Он, конечно, сам во всем виноват. Но ведь вы его жена. У вас перед ним есть определенные обязанности, налагаемые браком.
— Обязанности? Да что вы говорите, мистер Уиндем?! — Сабрина не на шутку разозлилась. — С самого начала мы с графом пришли к соглашению: каждый из нас волен, жить так, как ему хочется. И, по-моему, мы немало преуспели в этом отношении.
— Но ведь он граф, леди Роуден. И ему нужен наследник, — веско заметил Уиндем.
У Сабрины от подобного шокирующего довода перехватило дыхание.
— Скажите, Уиндем, вам всегда нравится выводить меня из терпения?
— Леди Роуден, я не знал, что могу смутить вас подобным замечанием. Но я крайне польщен, если мне удалось шокировать вас.
Сабрина невольно улыбнулась. Потом, пристально посмотрев в глаза художника, спросила:
— Скажите, мистер Уиндем, вы пришли сюда по просьбе графа?
Он энергично помотал головой:
— Нет, клянусь вам всем, что мне дорого на свете. Сабрина едва не рассмеялась. Интересно, что Уиндем считал самым дорогим для себя на свете?
— Так вы действительно не хотите его видеть, миледи?
— Да, действительно не хочу.
Уиндем молча пожал плечами. Потом с вздохом пробормотал:
— Что ж, я понял вас.
Какое-то время он молчал, затем взглянул на нее с лукавой улыбкой и спросил:
— Скажите, а как Рис отзывался о моих картинах?
— Он в восхищении от вашей живописи, — с серьезнейшим видом ответила Сабрина.
Уиндем внимательно посмотрел на нее, потом весело рассмеялся и заявил:
— Леди Роуден, вы никогда не научитесь лгать. Именно это и делает вас очаровательной. — С этими словами он поднес к губам ее руку, потом с улыбкой поклонился и вышел из комнаты.
* * *
Рис вовсе не намеревался подкрадываться тайком. Тем не менее, он невольно, не отдавая себе отчета, именно подкрадывался к ней, ступая осторожно и стараясь производить как можно меньше шума. Он шел, ориентируясь на щелканье ножниц. Приблизившись к ограде, осторожно заглянул за нее.
И тотчас же по спине его пробежали мурашки. Он сразу узнал ее — узнал… каким-то шестым чувством. Несколько мгновений Рис следил за ней, окончательно убеждаясь, что перед ним Анна Холт. Многое в ней было знакомо ему, в основном осанка и манера держаться. Да, сомнений быть не могло: перед ним действительно стояла мать Сабрины, женщина, которую он едва не погубил.
Рис почувствовал, что у него от волнения перехватило горло, и сердце гулко забилось в груди. И тут Анна, вероятно, ощутив на себе его пристальный взгляд, резко выпрямилась и, посмотрев в сторону Риса, замерла с садовыми ножницами в руке.
Граф в смущении улыбнулся; он вдруг понял, что он не знает, с чего начать разговор. Наконец, взяв себя в руки, он проговорил по-английски:
— Приношу мои извинения, миледи. Меня зовут Рис Гиллрей, граф Роуден.
Слишком поздно он понял, что подобное представление должно было напугать беглянку из Англии. Он склонился перед Анной в почтительном поклоне, затем снова улыбнулся, давая понять, что не желает ей зла.
В следующее мгновение Рис понял, что теперь уже вел себя более благоразумно. Страх исчез из ее глаз, но она по-прежнему смотрела на него с недоумением. Было очевидно, что она не знает, чего можно ожидать от этого визита незнакомца.
«А ведь она действительно красивая», — подумал Рис. Правда, глаза у нее не ярко-зеленые, как у Сабрины, а светло-зеленые с золотистыми крапинками. И в ярких лучах солнца отчетливо видны морщинки в уголках ее глаз. Эти морщинки могли бы рассказать о многом… Да, перед ним стояла женщина, испытавшая в жизни, кроме любви, немало горя и страданий. Женщина, пережившая смерть любимого человека.
Она ответила ему по-итальянски, недоуменно пожимая плечами и всем своим видом показывая, что не понимает по-английски.
— Но ведь вы Анна Холт, не так ли? — Рис снова улыбнулся.
Женщина невольно вздрогнула, и в глазах ее снова появился страх.
— Поверьте, Анна, я не желаю вам зла, — продолжал Рис. — Я лорд Роуден, и я женат на вашей дочери Сабрине.
Садовые ножницы выпали из ее рук и, она, казалось, даже не заметила этого. Какое-то время она молча смотрела на него, потом вдруг тихо вздохнула — и покачнулась.
Но Рис вовремя бросился к Анне и успел подхватить. Ее руки были холодны как лед. Он заметил в тени деревьев небольшую садовую скамейку. Подхватив Анну на руки, он отнес ее к скамейке и осторожно уложил. Затем стащил с себя куртку и, свернув ее, подложил Анне ей под голову, а ноги чуть приподнял и положил к себе на колени.
Минуты через две-три она, наконец, пришла в себя.
— Я никогда не падала в обморок. — Анна говорила на прекрасном английском, голос ее звучал очень мелодично. — Даже тогда, когда Джеймс Мейкпис сообщил мне… о Ричарде.
Она искоса взглянула на Риса, словно желая проверить, понимает ли он, о чем речь. Он кивнул, как бы давая понять, что ему все известно.
— Как вы себя чувствуете?
— Лучше. Благодарю вас, лорд Роуден, — ответила Анна. — Я могу встать?
Она бросила взгляд на свои приподнятые ноги, по-прежнему лежавшие у него на коленях.