Алиса могла остаться наедине и поговорить лишь со своей сестрой — великой княгиней Елизаветой Федоровной, ее возмущала ситуация, при которой цесаревич как наследник престола не был на первом месте. Об этом говорит и запись, сделанная ею в дневнике цесаревича в эти скорбные октябрьские дни 1894 года: «Дорогой мой, молись Богу. Он поможет тебе не пасть духом. Он утешит тебя в горе. Твое солнышко молится за тебя и за любимого больного… Будь стойким и прикажи докторам приходить к тебе ежедневно и сообщать, в каком состоянии они его находят. Тогда ты обо всем всегда будешь знать первым. Не позволяй другим быть первыми и спрашивать и тебе говорить обо всем. Прояви свою волю и не позволяй другим забывать, кто ты». Однако Николай не мог и не хотел обходить в этой тяжелой ситуации мать, и советы Алисы оставались без внимания.

18 октября около 11 часов у великого князя Владимира Александровича, брата государя, состоялся консилиум в составе профессоров Лейдена, Захарьина, Попова, лейб-хирургов Гирша и профессора Вельяминова. Немецкий профессор Лейден в качестве паллиативной меры предложил ввести под кожу ног больного через маленькие разрезы серебряные трубочки для оттока жидкости. Это предложение было отвергнуто профессором хирургической клиники Военно-медицинской академии Н. А. Вельяминовым и харьковским профессором Грубе. Объясняя свою позицию, Грубе сказал: «Непонимающая публика несомненно скажет, что Государь погиб от неудачной операции, хотя эту манипуляцию даже нельзя назвать операцией, а виновниками смерти сочтут хирургов… Не беспокойтесь. Мы не так просты, чтобы дать себя провести: это прием терапевтов, нам хорошо известный: когда они предвидят наступление конца и чувствуют свою беспомощность, они любят передавать активную роль нам, хирургам, чтобы на нас свалить всю ответственность. Хорошо зная, что невежественная публика при смерти больного после малейшего оперативного вмешательства всегда склонна объяснять смерть не болезнью и беспомощностью терапевтов, а неудачной операцией, в чем несомненно виноваты хирурги».

18 октября в опубликованном бюллетене говорилось: «В состоянии здоровья Государя Императора произошло значительное ухудшение. Кровохарканье, имевшееся вчера при усиленном кашле, ночью увеличилось, и появились признаки ограниченного воспалительного состояния (инфаркта) в левом легком. Положение опасное».

В этот день в последний раз фельдъегерь вез в Петербург бумаги с резолюцией императора Александра III.

Ночь на 19 октября государь провел без сна, в 7 часов утра вызвал к себе наследника и около часа наедине беседовал с ним. Он сказал своему сыну следующее:

После разговора с наследником государь пригласил императрицу Марию Федоровну и сообщил ей, что чувствует приближение конца.

Безвременная кончина

Вся Россия замерла в тревожном ожидании новостей из Ялты. «19 октября под впечатлением тревожных сведений, идущих из Ялты, — писал С. Ю. Витте в своих воспоминаниях, — было официальное молебствие в Казанском соборе, на котором присутствовали не только высшие административные лица города Петербурга, но и простые обыватели, в том числе и студенты. Петербург молился о даровании императору Александру III жизни…»

Великий князь Николай Михайлович вспоминал: «18-го и 19-го Государь был крайне слаб, хотя и вставал с трудом, одевался и даже сам перешел с палкой к письменному столу. На нескольких докладах он в последний раз написал „В Ливадии. Читал“. Тут в кресле ему сделалось дурно. Это было 19-го утром. Ночь с 19-го на 20-ое была вовсе без сна. Вечером Лейден уговаривал его лечь в кровать, что было Государю очень трудно ввиду страшно опухших ног и живота».

Две ночи перед смертью он провел без сна. Днем его вывозили в инвалидной коляске к раскрытому окну. Мария Федоровна не отходила от него ни на шаг. «Слава Богу, в последние дни он позволял мне делать для него все, так как сам он уже ничего не мог, а позволить камердинеру ухаживать за собой не хотел, и каждый вечер он трогательно благодарил меня за помощь», — писала она матери.

В течение последних суток у постели больного вместе с Марией Федоровной находился врач Н. А. Вельяминов. «Он (Александр III. — Ю. К.) непрерывно курил и предлагал мне курить, — вспоминал позже Вельяминов. — „Мне так совестно, что вы не спите каждую ночь, я вас совсем замучил“».

Утром 20 октября в день смерти государь сказал: «Видно, профессора меня оставили, а вы, Николай Александрович, еще со мною возитесь по вашей доброте душевной».

В бюллетене от 20 октября говорилось: «Деятельность сердца продолжает падать. Одышка увеличивается. Сознание полное».

Из воспоминаний великого князя Николая Михайловича: