«Вся семья вошла в кабинет, он поцеловал всех и при этом вспомнил, что был день рождения Эллы (Елизаветы Федоровны. — Ю. К.). Он поздравил Ангела и попросил причаститься. Пока Янышева (протопресвитер Иоанн Леонтьевич Янышев. — Ю. К.) не было, он несколько раз спросил, скоро ли он придет. Вероятно, в тот момент он уже чувствовал приближение конца. Когда, наконец, Янышев пришел, Саша сказал: „Поскорее, я так устал“ и затем громко прочитал за Янышевым две молитвы и принял Тайную Вечерю с такой радостью и спокойствием!.. Затем вся семья вышла и я осталась одна с детьми и Аликс… Затем Саша попросил, чтобы пришел Иоанн Кронштадтский и молился за него. Это был невероятно волнующий момент, когда мы все почувствовали прекрасную благочестивую душу моего ангела Саши. Священник положил руки ему на голову, тихо про себя помолился и затем поцеловал Сашу в голову…

Детей он также отослал и только меня оставил, так что я подумала, что он хочет со мной поговорить, но он ничего мне не сказал, только то, что он очень устал и что ему хотелось бы поспать. И еще, что он чувствует себя много лучше, так что у меня вновь зародилась надежда, и я подумала, что наш Господь сейчас сотворит чудо и спасет его, моего ангела Сашу! Спать он, бедняжка, не мог, а начал тяжело дышать, так что я попросила прийти врача, того молодого, который ему очень нравился, и мы начали массировать его бедные руки, которые снова были такие холодные…

Самым страшным был момент, когда у него начались спазмы и ему не стало хватать воздуха. Он был в полном сознании вплоть до последней минуты, разговаривал с нами и смотрел на нас, пока совершенно спокойно не заснул вечным сном у меня на руках!

Ах, это было душераздирающе! Непостижимо, как можно пережить такое горе и отчаяние, и теперь бесконечная тоска и пустота везде, где я нахожусь!

Как я смогу все это перенести! И бедные дети, они тоже находятся в отчаянии. И особенно бедный милый Ники, который таким юным должен начать тяжелую жизнь!

Они все так внимательны ко мне, полны любви и теплых чувств. Алиса также проявляет так много душевного участия, которое еще больше привязывает ее к моему сердцу…

Сердце мое совершенно разбито, и я в отчаянии! Когда я увидела успокоительную улыбку и покой на его дорогом и любимом лице, это придало мне силы… Его благородная кончина была такой значительной и прекрасной, как и его жизнь, чистой и прекрасной, ничем незапятнанной, которая всегда будет для нас прекрасным примером. Об этом я сказала детям, которые поняли это!»

«Несмотря на плохие заключения врачей, мы надеялись до последнего. К нашему утешению он умер христианином, каким был всегда. Как ты знаешь, был как раз мой день рождения… Саша провел очень плохую ночь и был настолько слаб, что мы с самого утра перешли к нему в дом. И ты только подумай: он велел позвать меня к себе, чтобы поздравить меня и Сергея… после чего поцеловал всех нас, одного за другим. У него был чистый голос и совершенно ясный рассудок, но мы уже видели смерть в его глазах. Его дети и Минни (Мария Федоровна. — Ю. К.) встали вокруг него на колени, также Аликс, которая пыталась всех утешить, словно маленький ангел…

Внезапно врачи нам сказали, что пульс участился, а через несколько минут стал слабым. Двери распахнули, и мы все опустились на колени, успев еще услышать его спокойное последнее дыхание. Без борьбы — с миром покинула землю эта душа».

Из воспоминаний великого князя Александра Михайловича: «Мы присутствовали при кончине Колосса. Он умер, как жил, убежденным врагом звучных фраз и мелодраматических эффектов. Он пробормотал лишь краткую молитву и простился с женой.