Чемберлен поспешил к Гитлеру и 22 сентября 1938 года заверил его, что устроил компромисс, который удовлетворит все стороны.

Но вместо благодарностей канцлер Германии принялся настаивать на немедленной оккупации немецкоговорящих областей немецкими войсками. Чемберлен возражал на обычных основаниях – «силового решения» вопроса следует избегать. Французы и чехи соглашались с ним, и дипломатический тупик так и не разрешился. Франция заявила, что все-таки будет охранять границы Чехословакии, и Британия неохотно обещала помочь. В палате общин Черчилль заклинал правительство сохранять стойкость, поскольку раздел Чехословакии будет означать «безоговорочную капитуляцию западной демократии перед угрозой силы». Выбор, сказал он одному своему другу, «между Войной и Позором. Предполагаю, что мы выберем Позор, а Война начнется чуть позже».

Однако в последнюю неделю того сентября казалось, что война придет первой. Из Лондона эвакуировали школы и больницы, общественные здания обложили мешками с песком, людям раздали миллионы противогазов. Предвидя воздушные налеты, в парках по всей стране спешно копали многочисленные траншеи; флот привели в боевую готовность. Народ пребывал в страхе. «В Лондоне ожидалось до 30 тысяч пострадавших в ночь, – писал историк Арнольд Тойнби, – и мы полагали, что до момента Икс остается не более трех часов. Мы словно переживали конец света».

27 сентября озабоченный Чемберлен обратился к нации по радио. «Это ужасно, непредставимо, невероятно, – произнес он своим чопорным тонким голосом, – что нам приходится рыть окопы и примерять противогазы из-за ссоры, произошедшей в далекой стране и между людьми, о которых мы ничего не знаем». Весьма выдающееся описание Германии и Чехословакии от человека, который превозносил тесные связи внутри размазанной по миру империи. Именно потому, что Британия была мировой державой, ее правящий класс рассуждал о европейских «ссорах» как о чем-то очень отдаленном.

Несмотря на усталый и обреченный тон, Чемберлен по-прежнему надеялся найти какой-то выход. Когда Гитлер обратился к нему с просьбой повлиять на чехов, премьер снова воспрял духом и уверил канцлера Германии, что он добьется выполнения его «основных» требований «без войны и без промедления». При содействии Муссолини в Мюнхене срочно организовали четырехстороннюю конференцию. И там 30 сентября было подписано соглашение, по которому Гитлер получил практически все, в чем ему отказали Британия и Франция несколькими днями ранее. Договор расчленял Чехословакию, передав Германии богатую промышленную Судетскую область и, по сути, разрушив инфраструктуру государства и ее военный потенциал. Британия и Франция под давлением гарантировали новые границы Чешского государства, но поскольку то же сделали и Германия с Италией, гарантии эти ничего не стоили. Не станут же фашистские государства противостоять собственным актам насилия? Представителей Чехословакии заставили ждать решения за закрытыми дверями переговорной комнаты; Чемберлен, информируя их о деталях сделки, зевал.

После конференции премьер-министр еще раз встретился с Гитлером наедине и на этой встрече предложил канцлеру подписать декларацию, где Германия подтверждала свою «приверженность методу консультаций… в случае возникновения любых других вопросов, касающихся двух наших государств», и где Мюнхенское соглашение объявлялось «символом желания двух народов никогда больше не вступать в войну». Гитлер с восторгом подписал документ, и Чемберлен, сходя с трапа самолета в Англии, размахивал договором в воздухе в знак победы. «Урегулирование чехословацкого вопроса, – сказал он, – это всего лишь прелюдия к более широкому урегулированию, благодаря которому Европа сможет обрести мир». Чуть позже вечером этого дня он, еще более открыто торжествуя, сказал: «Из Германии на Даунинг-стрит с честью вернулся мир. Я верю, что на наши годы этого мира хватит».

Многие газеты вторили триумфальным лозунгам главы кабинета, а англичане в большинстве своем с облегчением выдохнули. «Царит общее мнение, – писал один священнослужитель, – что премьер-министр спас цивилизацию… Никого особо не волнует, чья сторона взяла верх. Народ волнует лишь то, что войны не будет… Благодарение Богу». Во всех кондитерских бойко шла торговля сахарными зонтиками: Чемберлен, повсюду носивший с собой зонт, стал национальным героем.

Однако вскоре в парламенте зазвучали голоса несогласных. Эттли сокрушался, что демократическую европейскую страну «предали и сдали на милость безжалостного деспотизма», а Черчилль охарактеризовал сделку как «полное и неоспоримое поражение». Он предрекал, что Гитлер теперь с триумфом проследует «вниз по долине Дуная до Черного моря» без «единого выстрела» и что в ближайшем будущем Британия будет принуждена признать себя «в подчинении у Германии». Вернувшись домой после одной из таких парламентских дискуссий, Гарольд Николсон записал в дневник, что ложится спать, «размышляя о закате и падении Британской империи».

* * *

Может статься, Чемберлен не так уж искренне разделял ту риторику, которую использовал после возвращения из Мюнхена. Зимой 1938/39 года он утверждал, что подписал соглашение только ради выигрыша времени на перевооружение. Теперь его администрация работала над созданием армии, способной вести войну на континенте, и вкладывалась в Королевские воздушные силы. В самой Англии разрабатывали подробные планы эвакуации крупных городов и продолжали раздавать противогазы. По краям жилых улиц складировали мешки с песком, в качестве подготовки к воздушным налетам во всей стране проводились испытания «затемнения». Народ наблюдал за всеми этими процессами со смесью тревоги и недоверия. Как можно было дойти до такого всего через два десятилетия после кровавой бойни на Западном фронте?

После Мюнхена мир стремительно скатывался к войне. Через несколько дней после конференции Гитлер, одним глазом посматривая на вольный город Данциг, объявил о своем намерении устроить судьбу всего «остального германского населения», пока еще не включенного в состав Отечества. Затем он продемонстрировал веру в свою полную безнаказанность, устроив еврейский погром, предвещающий будущий геноцид. В Австрии, Судетах и самой Германии головорезы-нацисты убили сотни немецких граждан-евреев, разрушили их дома, лавки, школы и синагоги. Многочисленные репортажи о побоище вызвали бурю возмущения в Британии, но не заставили правительство тут же поменять курс внешней политики.

В январе 1939 года Франко при помощи Германии и Италии окончательно разгромил республику. Фашистские силы одолели очередной демократический режим в Европе, а Британия не хотела или не могла предотвратить такой поворот событий. В попытке улучшить отношения с Италией Чемберлен через несколько недель признал франкистское правительство и пустился в дальнейшие переговоры с Муссолини в Риме. Эти встречи убедили премьер-министра в «добрых намерениях» и «благонадежности» фашистов, тогда как итальянцы увидели лишь слабость Британии. Совершенно не впечатленный, Муссолини отверг все ухаживания Чемберлена и продолжил сближение с Гитлером, превратив итало-германскую политическую ось в милитаристский «Стальной пакт».

Гитлер меж тем подстегивал внутренние раздоры на территории, оставшейся от Чехословакии. В начале 1939-го искалеченное государство распалось, и западная половина отошла Германии, а восточная стала независимой Словакией. Аннексировав Чехию, Гитлер не только нарушил подписанный им в Мюнхене договор, но, включив ненемецкий народ в рейх, также совершил акт, противоречивший всем его предыдущим декларациям относительно внешней политики. Очевидно, его экспансионистские амбиции не имели границ, а у его политики не было никакой рациональной подоплеки.

За весну 1939 года общественное мнение в Англии претерпело кардинальные изменения.