что нет большого смысла беспокоиться о ней. Со временем жители города начали воспринимать «блицевание» как еще одно проявление плохой погоды. При этом, в отличие от нацистов, которые злостно игнорировали нужды слабых и беспомощных, Британия занималась обеспечением их безопасности. Рассказы о возможных последствиях воздушных налетов ходили среди людей уже несколько лет; беззащитных следовало любой ценой переправить в тихие места. Массовую эвакуацию детей из крупных городов затейливо назвали операцией «(Гаммельнский) Крысолов».

Планы по вывозу детей разрабатывались задолго до объявления войны; Болдуин лично предупреждал нацию об опасностях воздушных налетов. Гражданская война в Испании показала степень разрушения городов при бомбардировках с воздуха. К тому же снаряды разбивали и сердца – ничто так сильно не деморализует, как смерть детей. Все это было ясно изложено в листовках, брошенных в каждый почтовый ящик страны в июле 1939 года:

Мы должны позаботиться о том, чтобы враг не достиг своей главной цели – появления паники, полной дезорганизации гражданской жизни. Одна из первых возможных мер для предотвращения этого – перемещение детей из наиболее опасных районов. Схема исключительно добровольная, но очевидно, что детям будет безопаснее и лучше вдали от больших городов, представляющих наибольшую угрозу.

Для целей эвакуации страну разделили на три больших региона: «зоны опасности», «нейтральные области» и «принимающие области». Опасными зонами считались районы крайней важности для нации, а следовательно – для врага: крупные города, порты, фабрики и промышленные комплексы. В нейтральные области входили маленькие городки, большие поселки и пригороды, а вот в принимающие – исключительно сельская местность. Родителям и детям предписывалось всегда держать наготове противогазы – в небольших коробках, которые вешались на шею. На самом деле газовых атак так и не последовало, но тот факт, что их ежеминутно ожидали, говорит о многом.

31 августа 1939 года Министерство здравоохранения выпустило директиву о «Незамедлительной эвакуации». Войну еще даже не объявили. Эвакуированная в те дни Айрин Уэллер вспоминала, как матери стояли у дверей и «плакали, пока мы шли к вокзалу… Проходя мимо нашего дома, я сказала братьям: “Главное, ни за что не оборачивайтесь”. Я знала, что на крыльце будет стоять мама и махать нам рукой». Все смотрели прямо вперед и плакали. Предполагалось, что за три дня, отведенных на эвакуацию, нужно будет вывезти примерно 3,5 миллиона детей; по факту их оказалось около 1,9 миллиона.

Многие дети очутились там, где их не ждали. Энглси готовился встречать 625 ребят, а получил 2468. Нередко случались культурные столкновения: например, девочке-англичанке, отправленной в валлийскую деревню, пришлось учить чужой язык. Как выразился социолог Ричард Л. Титмусс, «тут и встретились город и деревня, критически настроенные по отношению друг к другу».

И все же бытовые неудобства воспринимались как несущественные на фоне тяжелого чувства, что ты сам – ходячее неудобство. Весьма слабо утешал тот факт, что люди терпели это неудобство охотнее, если ты обладал привлекательной внешностью. Сьюзан Уотерс, 21-летняя учительница, прибывшая в Бедфорд из лондонского района Уолтэмстоу, описывала сцену, «более всего напоминающую рынок по продаже скота или рабов». Несколько женщин положили глаз на «двух светленьких голубоглазых девочек», а фермеры-мужчины меряли взглядом мальчишек, прикидывая, годятся ли они к работе. Джон Уиллс из Баттерси подметил: «Если девочка была похожа на Ширли Темпл[64], ее забирали сразу». Какая-то дама проверяла головы эвакуированных детей и осматривала их рты. Тут наконец вмешалась помощница и избавила ребят от дальнейших унижений. «Они, конечно, из Ист-Энда, – сказала она, – но вообще-то тоже люди. Это дети, а не животные». У эвакуированных городских детей едва ли имелась подходящая для деревни амуниция. К примеру, почти ни у кого не было годной обуви. Ливерпуль вообще скоро получил прозвище «город резиновых подошв»: у родителей зачастую не было денег на что-то более крепкое, чем легкие парусиновые туфли на резиновой подошве, а в условиях деревенской грязи такие «тапочки» – вещь бесполезная.

В Веймуте обнаружили «вшивые головы», и многие приемные родители и «тетушки» решали проблему, полностью сбривая детям волосы. Один ланкаширский аптекарь рассказывал об особенно находчивой – или прижимистой – женщине, которая в борьбе с насекомыми использовала на своих подопечных самогон. Импетиго, необычайно заразная кожная болезнь, поразила почти четверть детей, эвакуированных в Рексхэм. Времени на медосмотры перед отправкой не нашлось. Однако согласно универсальному шаблону для любой непонятной ситуации, винить было некого.

Случались и более счастливые истории. В воспоминаниях одной принудительно эвакуированной девочки между взлетами и падениями можно расслышать ноты среднего регистра. Ее встретила «седовласая дама», назначенная ей в опекуны также против воли: «Что ж, заходи. Я тебя не хотела, но все равно заходи». И первым, кто приветствовал ребенка в новом доме, оказался большущий дружелюбный пес, водрузивший ей лапы на плечи. «Жители Литтлхэмптона – самые добрые в мире», – с облегчением писала одна директриса школы. Опыт у всех получался разный – в зависимости от местности, культурных и социальных ожиданий и человеческой природы. Матери, проводившие десятилеток, через шесть лет обнимали вернувшихся подростков. Остроглазые драчуны возвращались утихомиренными, необузданные – усмиренными, мягкотелые – окрепшими.

* * *

В сентябре 1939 года правительство одновременно и было, и не было готово к войне. Официально оно твердо придерживалось намерения сохранить мир, но, как это часто случается в британских делах, Уайтхолл[65] оказался более прозорливым, чем Вестминстер. Министерство госслужбы уже нажимало на военные рычаги, пока Чемберлен надеялся на мир. Нельзя сказать, чтобы военные недооценили разрушительную силу воздушных бомбардировок; к счастью, оказалось, что прогнозы даже несколько преувеличивали ее. Предпоследний рык нацистского дракона прогремел в виде беспилотника V1, больше известного в Британии как «жук-скакун»; их нашествие повлекло за собой третью волну эвакуации. Затем настал черед V2, таранившего цели на скорости 5600 км/ч. Мильтон дал имя Пандемониуму, но воплотил его Гитлер.

30

Муравьиный марш

10 мая 1940 года немцы проложили кровавый след через Бельгию по пути к Нидерландам. Наиболее предвзятые из парламентариев-лейбористов все еще не могли принять тот факт, что главный враг для всех – это Гитлер. Так, Энайрину Бевану вражда с Германией казалась лишь маневром, отвлекающим рабочий класс от главной задачи – победы над капитализмом. Не стоит удивляться, что позже Черчилль скажет о нем: «проклятье для своей страны в мирное время и жалкая помеха в годы войны».

Но на повестке дня стояло формирование нового правительства, и теперь, когда Чемберлен ушел, а Черчилля назначили премьер-министром и министром обороны, лейбористы с чистой совестью могли войти в кабинет. Немецкие войска тем временем продолжали наступать, пересекли французскую границу и угрожали Нидерландам. Британско-французским силам не удалось удержать позиции, и Британский экспедиционный корпус, зажатый с флангов превосходящими по огневой мощи войсками противника, отступил