Суд может начаться со дня на день. Андреа Каралла, адвокат, надеется, что первое заседание состоится через несколько недель. Хотя мы до этой стадии уже доходили, и всегда приключалась какая-то задержка: терялся документ или свидетель необъяснимо слегал с недомоганием. Порой я сомневаюсь, стоят ли ее услуги тех денег, что она получает. А порой просто благодарен. Она – дурнушка с густыми нависшими бровями, обожающая суровые черные костюмы и истово зализывающая назад волосы. Слишком крута для меня, слишком хороша. Она не красится, и – я заметил на прошлой неделе, когда она потянулась через стол, чтобы взять мою руку, – грызет ногти. Но она добрая, умная и внимательная, и у нее чудесные карие глаза. Если бы я не был прикован к стулу, положил бы голову ей на колени. Господи, от одной мысли об этом наворачиваются слезы…

Дух мой не сломлен (фраза, которую полагается вставлять в мемуары такого рода). Я все еще надеюсь на свободу. По двум нашим делам есть подвижки. Во-первых, Каралла уверена, что обвинение в нанесении телесных повреждений женщине, которую, как нам теперь известно, зовут Грета Мюллер, до суда так и не дойдет. Мы убеждены, что именно Элис уговорила ее подать в суд. По иронии судьбы, это единственное преступление, в котором я в некоторой степени виновен. Я на самом деле толкнул дверь трейлера, угодив ей в лицо, и, хотя не имел намерения ее ранить, в том движении были агрессия и сила, желание произвести впечатление, которым я отнюдь не горжусь. Каралла говорит, это не важно. Мюллер не так-то просто найти. Сейчас она покинула Грецию; собственно, в настоящее время она в Амстердаме, на музыкальном фестивале «Кубок каннабиса». Хозяин супермаркета в Стефанос охарактеризовал ее как мелкую воровку. Даже если она вернется свидетельствовать против меня, Каралла считает, что доверие к ней подорвано ее «образом жизни». Ничего не поделаешь – так же, как мои личные качества играют против меня, когда я невиновен, ее – играют против нее, когда виноват.

На той встрече настоял именно я. Элис наверняка «видела» повсюду Джесмин, просто чтобы еще больше доказать свою непричастность к ее смерти. Как, наверное, она была озадачена, когда я настоял, что нужно этот случай проверить. Однако она быстро сориентировалась – и познакомила меня с Ники Стенхаус, одной из свидетельниц обвинения. Чего у Элис не отнять, так это находчивости и изобретательности! Она не могла предвидеть мою стычку с Мюллер, но отлично ее использует, равно как и изнасилование, которое тоже не могло быть частью изначального плана. Всего-то и надо было устранить мое алиби, а остальное предоставить мне – мои небылицы, моя склонность воровать и походя брошенные сексистские фразы сделали свое дело. Виновен ли Луис, я до сих пор не знаю. Во время первой встречи с Каралла, в комнате без окон в недрах тюрьмы, я объяснил, что видел, как его привезли домой пьяным вдрызг, и рассказал про презервативы в сумке Эндрю. Поначалу Каралла отнеслась к моим словам настороженно. Думаю, она полагала, что я действительно изнасиловал Лору Крэтчет и что это вполне соответствует моему характеру. Сказала, что многие носят с собой презервативы и никогда их не используют – эти, например, могли валяться в сумке у Эндрю годами. Однако с тех пор выяснилось два маленьких, но важных обстоятельства. Частный детектив нашел свидетеля, владельца ювелирной лавки рядом с «Клубом-19», который видел, как Элис и Эндрю затаскивали Луиса в машину в час пятнадцать, по крайней мере, очевидно, что она солгала, будто это я не ложился в ту ночь. Майкл тоже кое-что нарыл. Мелочь, конечно, но золотистые презервативы, не продающиеся в Греции, есть в наличии в «Джонсон энд компани», маленькой аптеке за углом от школы Луиса. Они, правда, так же свободно продаются в большинстве отделений «Бутс» и «Супердраг», но об этом мы умолчим.

Ни Элис, ни Эндрю пока не отреагировали на просьбу Каралла обсудить эти моменты, что, по ее мнению, достаточно необычно и даже подозрительно, «особенно со стороны коллег-адвокатов».

У Эндрю в этом деле интересная роль. Я много о ней думал. Как выяснилось, документы Артана не в порядке. Стоило чуть надавить, и он признался частному детективу, что Эндрю заплатил ему за то, чтобы «избавиться» от собаки. Никакая это была не ошибка, а поручение! Лучше это или хуже, чем убить ее самому? Безусловно, хуже. В том смысле, что каким надо быть человеком, чтобы замышлять что-то против бедного животного! Сейчас также ясно, что Эндрю помог Элис выгородить сына. Во что еще он посвящен? Их близость, жесты… Не думаю, что они любовники. Тут что-то более глубокое и темное, чем банальная связь. Они следили друг за другом – из страха, что другой может заговорить. Я уверен, Эндрю был в курсе обстоятельств смерти Джесмин. Помог Элис спрятать тело, убедил ее, что это необходимо. Я представил себе ужасную сцену наезда на Джесмин, Элис, бегущую по дороге к Эндрю, который возвращается в «Цирцею» проверить, все ли в порядке. Думаю, именно он уговорил ее солгать полиции, напомнил о колодце, сказал, что она нужна детям и что она не виновата. Эндрю заставил ее превратить трагическую случайность в серьезное преступление и жить во лжи.

Каралла говорит, что хорошо бы иметь доказательства их связи – своего рода компромат. Попросила написать Тине, но я не решаюсь. Про Артана и Дейзи я тоже никому не рассказывал. Тина – единственная, кто действительно отнесся ко мне по-доброму. Несмотря ни на что, я не хочу ее расстраивать.

Мы добились определенного успеха. На бандане, о которую я вытер руки, есть следы моей ДНК, но нет ДНК Джесмин. Обвинение утверждает, что их уничтожила щелочь, но Майкл обнаружил, что этот платок входит в классическую линейку «Кэт Кидстон». Мы полагаем, что настоящий платок так и не был найден, это подмена. ДНК Джесмин нет и на гаечном ключе. Обвинение утверждает, что я его вытер. Но Каралла нашла судмедэксперта, который будет свидетельствовать, что травмы на черепе Джесмин могут также объясняться ударом автомобиля, и криминалиста, который скажет, что повреждения на капоте «Тойоты» сопоставимы с подобной травмой. Что до свидетелей, Каралла изо всех сил старается дискредитировать их показания. Ники Стенхаус, которая утверждает, что той ночью встретила меня в Агиос-Стефанос, – приятельница Элис и, следовательно, настроена предвзято, а другая свидетельница, пожилая женщина, которая видела меня с молодой девушкой, недавно приобрела сорокадюймовый жидкокристаллический телевизор с плоским экраном. Наш частный детектив уверен, что дело только в цене – и ее память начнет сдавать. Тем временем он все еще пытается разыскать туристку из Голландии, с которой я переспал в тот вечер. Мое алиби. Если бы я только взял ее телефон… Если бы только помнил имя…

Дело против меня построено на гипотезе, что я изнасиловал Джесмин и убил ее, чтобы она никому не рассказала. Однако ее останки в таком состоянии, что это нельзя проверить, и Гаврас основывает обвинение на моей репутации. Я в буквальном смысле сам себе злейший враг. И вот тут-то больше всего подпортило дело досье моих нравственных изъянов, собранное Анакритисом.

Честно говоря, оно меня потрясло. Я такого совершенно не ожидал. От характеристик, которые мне дают, становится очень больно. Не упущена ни малейшая подробность. Маккензи и Хопкинсы сомкнули ряды. Их главный аргумент – что, узнав о предстоящей стройке на участке, я стал «обхаживать» Элис с целью получить повод вернуться в «Цирцею» и уничтожить доказательства, – заведомо абсурден. Но даже Тина, которая теперь, без сомнения, все знает о том, как я обошелся с Флорри, настроена против. Они перечислили все случаи моего вранья: что я живу в чужой квартире, годами не имею нормальной работы, всегда нахожусь не там, где говорю. Они утверждают, что я морально нечистоплотен и беспринципен: письменное показание представителя «Херц», компании по прокату автомобилей, доказывает, что я садился за руль, не будучи вписанным в страховку, – что я ни во что не ставлю законы и правила, полагая себя выше них. Я «изворотливый» и «нечестный»: никто не помнит, чтобы Элис или Тина просили меня купить щелочь. Элис также привела примеры моего «высокомерия» и «одержимости» сословными различиями. В одном из разделов досье сказано: «Он утверждал, что получил академическую стипендию, которая позволила ему учиться в частной школе, в то время как на деле это была социальная стипендия, выделяемая детям из бедных семей служителей церкви». Да какая разница! А вот отрывок поболезненнее: «Он солгал об аукционе своего последнего «романа» и сильно преувеличивает свой литературный успех. Работа, которую он описывает как «великий oeuvre[14]» (несправедливо – это фраза Эндрю), «Примечания к жизни», была распродана в количестве всего полутора тысячь экземпляров и не переиздавалась. Ему очень важно слыть известным литератором. Этот обман в сочетании с завышенной оценкой собственного интеллекта настораживает – психологи называют подобные состояния бредовым расстройством».