У миссис Вриланд красивая фигура, узкая кость и ступни, как у китаянок, традиционно их бинтовавших, узкая шея, на которой голова сидит будто сама по себе, и милая улыбка. Все черты ее живые, в них отражается изумление и любопытство; у нее орлиный широкий нос, как у индейца, глаза блестят, смеется она на удивление громко, по-мужски, и улыбка с ее красных губ перетекает на аккуратно и искусно нарумяненные щеки, и, хотя нарумяненные скулы больше не в моде, Диана Вриланд остается одним из последних их приверженцев. Иссиня-чёрные волосы, которые она носит гладко зачесанными назад, обрамляют лицо, словно металлический шлем. Вообще Диана Вриланд с особым вниманием следит за линией роста волос и руками, считая, что именно они – секрет элегантности.

В платье Диана Вриланд выглядит просто и даже почти аскетично: как немногие посвященные, она знает, что простота – основа моды, и ее внешний вид тому подтверждение. Она никогда не носит шляп, вместо них закрепляя на макушке плоский бант с темной сеточкой. На ней всегда одни и те же туфли – из черной кожи на довольно низком каблуке, с ремешком и закрытым мысом, а ее сумочки, похожие одна ни другую, – из крокодиловой кожи с черепаховой застежкой. Диана каждый день полирует и вощит кожаные вещи, словно дорогой стол или автомобиль, и они выглядят новехонькими. Перчатки ее регулярно подкрашиваются, чтобы сохранился их цвет – насыщенно черный, как и у ее белья.

Еще Диана Вриланд носит простые платья, в которых чувствуется некоторое влияние Шанель. Когда на ней черная туника и множество золотых украшений, она почти похожа на китаянку. Дома миссис Вриланд носит узкие, похожие на балетное трико, брюки и кофточку из джерси с черными пайетками или из белой парчи. Во что бы она ни была одета, образ ее усиливается опрятностью: она вся, от кончиков пальцев ног до невероятной формы желтовато-розовых сияющих ушей, излучает чистоту, которой не добьешься только обычным мылом и водой.

Эта изящная, одетая с иголочки женщина с походкой балерины – удивительная личность, ошеломляющая вас при первой встрече. У нее энергичная, невероятно естественная, упругая походка. У ее звучного голоса широчайший диапазон – от выразительного шепота до не менее выразительного, почти раблезианского рева. Диана Вриланд в чем-то схожа с Фальстафом, особенно примечательно то, что такой эффект производит женщина со стройной изящной фигурой. При этом в ее уверенных, шумных и живых манерах нет даже намека на вульгарность. В Диане нет ни капли притворства, держится она идеально, с большой чуткостью относится к другим людям и никогда не нарушит даже самого незначительного правила, регулирующего взаимоотношения между людьми.

Выразительный лексикон – острая приправа к обаянию миссис Вриланд. Можно подумать, она часами торчала в сомнительных аптеках на Таймс-сквер или ночных клубах на 52-й улице, впитывая ярко окрашенные сочные выражения – неотъемлемую часть ее словесного репертуара. Ее словечки никогда не бывают старомодными. Диана Вриланд обновляет свою речь новыми выражениями задолго до того, как они станут расхожими. Острое словцо, то и дело вылетающее из уст этой яркой личности, неизменно вызывает у друзей Дианы взрывы хохота. «Нужно добавить много шипучести!» – гремит она. Или крикнет помощнику, работающему над статьей о моде: «Кисточки! Не забудь про кисточки! Кучу кисточек из Киствилля!» Свои истории она заканчивает фразой: «Умереть можно, моя дорогая!» Однажды, когда в одной статье о моде встретилось слово «амортизация», автор стал длинно и нудно объяснять миссис Вриланд его значение, так что она в итоге не выдержала и сказала: «Послушайте, мне нравится любое слово, в составе которого есть amor; напишем его!» В другой раз, когда миссис Сноу вернулась из Парижа в костюме от Диора с покатыми плечами, Диана Вриланд заметила: «Кармел, он божественен. Ты в нем выглядишь убийственно».

Хотя миссис Вриланд никогда не появляется в офисе раньше 11 утра, связаться с ней можно начиная с 8 часов. Да она и сама обычно рано звонит другим сотрудникам «Harper’s Bazaar», делясь с ними идеями, которые пришли ей в голову, и они привыкли пробуждаться, услышав ее хриплый голос. Ее прибытие в офис сопровождается ароматом, заполняющим все холлы, поскольку она принимает ванну, щедро добавив в нее масло для ванн, создающее определенную атмосферу.

За обедом, на который миссис Вриланд обычно уходит из офиса, она предпочитает не изысканные блюда, а типичную еду дальнобойщика: хороший стейк или рубленую котлету и салат – таково ее основное меню.

Когда на работе приходит время фотографировать, миссис Вриланд, как дирижер Тосканини, руководит процессом мастерской рукой, придумывая новые образы для моделей, экспериментируя с их прическами и помадой, будто они марионетки, которых готовят к особому гала-представлению. Все в такие дни безупречно, и фотографы делают свои лучшие снимки. Зачастую на то, каким станет ее рабочий день, влияют научные теории, литература, великие художники или даже постскриптум в каком-нибудь письме, присланном другом из Европы. Но такой постоянный поиск сильного и свежего выражения рабочих идей – всего лишь отражение ее личности.

В 30-е годы самовыражение миссис Вриланд вылилось в создание дерзкой донкихотской колонки, озаглавленной «А почему бы не?». Позднее эту колонку часто пародировали. Среди множества высказанных миссис Вриланд предложений были, к примеру, такие: почему бы не мыть голову детям шампанским или почему бы не привезти из Центральной Европы огромную белую фарфоровую печь в стиле барокко и не поставить ее прямо в холле, чтобы она отражалась на паркете. Или, предлагала она, почему бы почти полностью не вынести мебель из спальни? Или почему бы просто не заказать кровать в Китае?

Может показаться, что колонка миссис Вриланд была ориентирована на воображаемую группу богатеев, и это в журнале, основной аудиторией которого были среднестатистические американки. Тем не менее Диана хорошо продумала и просчитала этот психологический ход, и он принес свои плоды. В разгар Великой депрессии мечтания о фарфоровой печи из Европы, или о кровати, сделанной на заказ в Китае, дарили читателям ощущение, что желание обладать роскошными вещами (каприз, граничащий с извращением) никуда не делось. Некоторые считали колонку Дианы Вриланд абсурдной или смехотворной, но как раз то, что ее так часто пародировали, показывает, насколько была блестящей эта идея.

Обычно после работы и до ужина миссис Вриланд проводит время за письмами, уходом за лицом и примерками одежды, она также ходит на приемы к врачам, остеопатам и хиропрактикам – она свято верит в современную медицину. Перед ужином в своей квартире она скорее всего выпьет чаю с настоящим печеньем мадлен в форме ракушки, испеченным ее поваром. Гости, которые придут на ужин, заранее предвкушают, как в пирожном им неожиданно попадется миндаль, а в апельсиновом компоте – стружка апельсиновой цедры.

В квартиру Дианы Вриланд посетителя проводят через холл довольно непримечательного здания. Ее жилище выделяется среди других. Гостиная очень своеобразна. Над письменным столом Дианы Вриланд висит доска объявлений, к которой она булавками прикалывает вырезки из газет, открытки и фотографии – совершенно в духе Кокто. Правда, результата она добивается такого же аккуратного и безупречного, как она сама. Вдоль комнаты стоят длинные низкие банкетки, обитые сине-белым хлопком, на них – горы алых подушек. В больших мисках, украшенных перламутровой крошкой, стоят цветущие белоснежные нарциссы, правда, пахнет в комнате не этими цветами: где-то в глубине спрятан распылитель с ароматом от Герлена. Вещи, находящиеся в комнате, картины и рисунки, развешанные по стенам, говорят о том, что вкусы у Дианы Вриланд очень разносторонние. Картины Пьеро делла Франческа висят рядом с работами Кристиана Берара, а на письменном столе изгибают хвосты золотые сетчатые рыбы – пресс-папье. Среди картин Дианы – ее портрет карандашом, сделанный Огастесом Джоном: на нем у нее веки, как у героинь Модильяни, и огромный нос, который, кажется, вибрирует в унисон с движениями ее души. На книжных полках стоят не только книги по искусству, на них расположились ракушки, стекляшки, приглянувшиеся ей фарфоровые фигурки. В гостиной много вещей, можно сказать, по-викториански много, но комната не кажется загроможденной, потому что все до последней ракушки отполировано, нет ни пылинки, за которую можно было бы попенять хозяйке. В обстановке квартиры Дианы Вриланд отражается ее стихийный гений. Она научилась быть удивительным образчиком цивилизации, она – само воплощение европейских вкусов и большой любви к литературе и архитектуре. Диана Вриланд – эстет, но при этом не сноб и не интеллектуал. Это очень ободряет.