Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Говорят, что большой город всегда давит на жителя, приехавшего из маленького. Я шагал по Андреевскому спуску, с интересом рассматривая работы местных умельцев. Не знаю, ничего подобного не ощущалось. Возможно, то утверждение касалось только простых людей, которые не открыты магическому фону, – кто его знает…
Студентов удалось благополучно заселить в общагу, а потом незаметно улизнуть, мстительно скинув все хозяйственные хлопоты на хрупкие плечики Ткачук. Перед отъездом мы так и не поговорили. Все время Саша ходила с видом: «Мы оба виноваты, особенно ты». В чем именно – я так и не понял. Но разбираться – себе дороже. К тому же проводить эксперименты не мне пришло в голову. Единственным омрачающим фактором было то, что пока даже не имелось возможности узнать, в чем смысл ее опытов. Может, ненароком сорвал девушке написание какой-то диссертации? Ну, скажем там, поведение невинных мольфаров в условиях, приближенных к соблазнительным? Или еще чего?
Ладно, подуется и сама скажет. За это время я все же кое-как сумел выучить ее нрав. Заложив руки за спину, я остановился возле выставленных картин, чтобы рассмотреть повнимательнее. Надо же, умелец какой, прорисовал утро в Карпатах, словно сам там бывал! Впрочем, что это я? Возможно, действительно и бывал. Воровски оглянулся, удостоверяясь, что никто не меня не смотрит, и быстро коснулся холста. Подушечку пальца едва ощутимо укололо, по руке разлилось приятное тепло. Губы сами собой расползлись в улыбке. Так и есть, в мазках краски спрятаны частички мольфарской волшбы.
– Нравится? – спросил появившийся словно из воздуха низенький продавец. – Это мой кум рисует! Специалист высшего класса! Каждое лето ездит в Карпаты, на Говерлу восходил, говорит, жил бы там, да только дом тут и дети, а куда же…
Продавец продолжал тараторить, я уж было почуял, что кошелек от внезапных трат не спасти, как вдруг почувствовал странный жар. Такой… ласковый, но в то же время целенаправленный. Захочешь сбежать – куда там! Найдет в любом месте, опутает огненными лучами, утянет назад. Я с трудом отвел взгляд от картины, посмотрел поверх головы не унимавшегося продавца и… остолбенел.
Он стоял в нескольких шагах. Высокий, наверно, метра под два; широк в плечах. Взгляд золотисто-карих глаз был спокойным, уверенным, с едва уловимыми смешинками. Голова пошла кругом: нельзя смотреть напрямую – закружит, затянет в омут веков, сам потом и не выберешься.
Одет просто: льняная рубаха, светлые брюки, белые туфли – настолько чистые, будто он и не ступал по улицам многолюдного Киева. Поднял руку, заправляя за ухо каштановую прядь, рукав, скользнув вниз, открыл охватившую запястье татуировку в виде змея. На безымянном пальце – какой-то необычный массивный перстень. Разглядеть невозможно. И лица нельзя запомнить. Вроде не старый, но и молодым не назвать. Черты красивые, благородные, смотришь – глаз не отвести, а отвернется – не вспомнишь. И в глазах все темно-золотой огонь клубится.
На красивых губах мелькнула улыбка – по коже пробежал огонь. Я шумно выдохнул. Он резко развернулся и принялся подниматься по Андреевскому спуску. Ступни, кажется, так и не касались вымощенной серым булыжником дороги. На миг остановился и, не оборачиваясь, поманил за собой.
Жар схлынул на долю секунду. Господи, неужто удалось поймать удачу за хвост?
– Прошу прощения, – пробормотал я и рванул вслед за поманившим.
Продавец попытался остановить, но потерпел неудачу. Не до покупки картин, когда тебя зовет сам Стольный.
Только поравнявшись с ним и пытаясь отдышаться, я вдруг осознал, что даже не знаю, как к нему обратиться.
– Ну здравствуй, – произнес он глубоким низким голосом. – Давно в Киев дети баньши не захаживали.
По коже пробежали мурашки. Это вам не отец-чугайстр, это не Вий-Совяцкий, даже не Призрачный Цимбалист со своей Ночной Трембитой. От Стольного шел такой ослепительный поток энергии, что можно было задохнуться. В голове зашумело. Сделав вдох, я стиснул зубы и даже не подумал остановиться.
– Что будешь делать? – спросил он, искоса бросив на меня взгляд, и улыбнулся.
Вот гад, уровень силы проверяет! Хотя, может, и нет. Он же насквозь молодняк видит. Значит… что-то другое.
– Ну… – протянул я, – сначала шабаш, а там будет видно.
Стольный кивнул:
– Правильно. В этот раз на Лысой горе народа будет поболе, чем в прошлые годы.
В его тоне будто на миг проскользнуло недовольство, но тут же испарилось. Он одернул задравшийся рукав и остановился. Прищурившись, посмотрел на заходящее солнце.
– Жди беды, Андрей. Так просто в этот раз не отделаешься.
– Спасибо, утешили, – буркнул я, разом растеряв всю благовоспитанность.
Мельком глянул направо – встретился с бронзовым взглядом Булгакова. В какой-то миг показалось, что памятник ожил, перекинул ногу на ногу и замер. Только взгляд остался прежним: что ж хамишь, юноша, уважаемому-то? Нехорошо.
– Мне-то чего, – хмыкнул Стольный, – заморские гости к нам не первый год приезжают. По размаху наши шабаши многим утрут нос. Поэтому охота поглазеть да полезного чего к себе увезти – всегда огромна. Другое дело, что в этот раз злыдней собралось раза в три больше, чем обычно.
Услышанное заставило задуматься. Ну да. Стольного злыднями пугать – то же самое, что меня гопником из подворотни. Другое дело, что много гопников – это уже начинает настораживать.
Стольный шел молча. На нас взирали старинные дома, по обочинам дороги стояли автомобили, навстречу шли люди. Мимо проскочил велосипедист, сердито дзынькнув, давая понять, чтоб мы уступили дорогу.
– А есть предположение, почему они явились? – все же спросил я. Коль уж судьба дала шанс – молчать не стоит. Даже если не на все вопросы даст ответы, то все равно можно много полезного разузнать.
Стольный свернул на Боричев Ток, пришлось поспешить за ним. Кажется, он решил мне тут устроить незапланированную экскурсию.
– Позвал кто-то из старейших, – невинно сообщил он. – Так злыдни хоть и уважаемые участники шабаша, но все же стараются быть с ведьмами поосторожнее.
– Да уж, – пробормотал я, – это правильно. Особенно если эти ведьмы владеют всем арсеналом злыдневских штучек.
Стольный усмехнулся уголком губ. Почему-то возникло странное ощущение, что этот гад даже знает, о ком идет речь.
– С такими лучше не связываться, – мягко сказал он. – Правда, этой бы можно сказать спасибо.
Я остановился как вкопанный. Услышанное никак не желало проникнуть в мозг. Слова есть – понимания нет.
В этот раз Стольный соизволил притормозить и глянуть на меня. Золото в глазах снова опалило, заставив вздрогнуть.
– Она… – тихо произнес я, – это кто?
Он чуть пожал плечами:
– Ну как же… Известно кто, Орысенька, панна Вий-Совяцкая.
Я недоуменно уставился на него. Фамилия, конечно, знакомая. Только как-то не представлял, что у ректора есть родственники. Впрочем, ничего удивительного.