Но Дэмису хватило и этого.

С шумом выдохнув, он заметался взглядом уже только по тому месту, откуда прозвучал мой голос.

— Как ты? — Вопрос с ощутимой нервной дрожью в голосе.

У меня не было ответа, но у меня был мой вопрос:

— Что ты делаешь с собой?

Он выглядел таким уставшим, таким измученным, таким…

Тихий неживой смех, лишь бы только не молчать, и вновь прозвучавший с нажимом вопрос:

— Как ты?

Это прозвучало так, словно от моего ответа зависела как минимум его жизнь.

Я просто не смогла промолчать и снова не ответить.

— Я… не знаю. Было очень больно, а сейчас мне… тихо? — От понимания собственной глупости я попыталась прижать ладонь ко лбу, но не почувствовала ни руки, ни лица. — Что ты сделал? Я знаю, что это был именно ты.

Кто бы мне ещё сказал, откуда во мне такая уверенность.

Дэмис вздохнул, не пытаясь скрыть свою усталость — или просто не имея на это сил, растёр лицо подрагивающими ладонями и неопределенно поведал:

— Много чего. Если бы рана была твоей, то ты или сразу бы умерла, или была бы спасена лекарями, без моего вмешательства. Пришлось потратить непозволительно много времени на то, чтобы распутать твою защиту. — Дэмис вдруг криво улыбнулся и совсем безрадостно сказал: — Когда Оркоми выразил своё восхищение той непроходимой сетью, которой ты обвязала Элизабет Райви и себя, привязав её жизнь к своей, я был очень близок к государственной измене и убийству правящего айэра.

Он улыбнулся шире и негромко коротко рассмеялся, вот только весело не было ни ему, ни мне.

Мне очень хотелось подойти и… коснуться его? Поддержать. Хоть как-то.

Но ещё одна попытка пошевелиться закончилась всё тем же — я не почувствовала ничего, словно меня здесь и не было.

— Ада, прошу тебя, не молчи. — С таким диким отчаянием в голосе…

— Знаешь, я запуталась, — сама не знаю, зачем начала это говорить, просто… мне так странно.

Пусто.

Как будто все мысли и эмоции внутри перепутались в такой узел, что его теперь впору только обрезать, а затем кто-то, и, кажется, это была я сама, просто взял и заморозил всё это безобразие, отложив неразбериху до лучших времён.

Или до момента, когда откладывать дальше будет уже просто некуда.

— Расскажешь? — Дэмис не настаивал, не требовал, не обвинял.

Он просто спросил, стараясь заверить нас обоих в том, что в случае моего отказа не произойдёт ничего страшного.

Наверно, только из-за этого я тихонько вздохнула, сглотнула, чувствуя неприятный комок в горле, и очень тихо действительно начала рассказывать то, что крутилось в голове и на душе.

Потому, что он слушал, а мне нужно было поговорить хоть с кем-то.

Потому, что после моего побега и всего того, что я там наговорила, после нашей «тишины» всё равно было его «Ты не умрёшь».

И потому что сейчас он здесь — сидит и слушает, а я просто не понимаю, что происходит.

И если всё это — всего лишь сон, то почему бы и нет?

Я начала с чего-то невнятного, даже для меня не до конца понятного и адекватного. Какие-то обрывки фраз, не произнесённые до конца слова то шепотом, то со свистом, то с тихими отчаянными стонами.

Лишь через какое-то время моя речь стала достаточно вразумительной для того, чтобы молча слушающий Дэмис мог понять хоть что-то.

— У меня нет никого, кто был бы важнее Лиззи, — я даже не удивилась, поняв, что повторяю эту фразу чаще всех остальных. — И… ты был не прав, когда решил, что я родом из криминальных районов. У меня с королевской семьёй несколько… иные отношения. Если говорить максимально прямо и коротко — его королевское величество забрало из детского дома лишившуюся дома и семьи сиротку и подарил ей новых — и дом, и семью, и даже сестрёнку одного с ней возраста. Этой девочке всего-то и нужно было, что защищать молодую принцессу даже ценой собственной жизни.

Говорить стало настолько тяжело, что в какой-то момент появилось ощущение, что я просто задыхаюсь густым горячим воздухом.

Дэмис не торопил и не перебивал, он просто сидел с сосредоточенным видом, устремив серьёзный взгляд в пол перед собой, и единственной его реакцией на поток моих бессвязных слов были лишь редкие короткие кивки.

— И я защищала, — это признание слетело с губ легко и просто, и последующие за ним слова тоже. — Мы с ней с самого детства были чем-то большим, чем просто телохранитель и его работа. Мы учились вместе, росли вместе, у нас были одни увлечения. У нас была одна на двоих жизнь.

Я замолчала ненадолго и продолжила так же удивительно легко.

— Когда пришла очередь Лиззи отправляться сюда, в место, из которого ещё никто не вернулся живым, я знала, что это необходимо, что только из-за этого мы с ней и были вместе, но ещё я знала, что наша жизнь уже никогда не будет прежней. Я была уверена, что она не умрёт — такой вариант даже не рассматривался, честно говоря, но потом я узнала вас и ваши возможности… и моя магия ушла, а потом Оркоми и его взгляд на ужине, направленный на Лиз… я знала, что нас ждёт не смерть, а что-то иное, ещё более жуткое. Я знала. Но Лиззи…

В этот раз моё молчание длилось куда дольше пары минут. Я просто дышала, пытаясь успокоить панику в душе и произнести то, о чём было страшно даже думать.

— Лиззи, она… я знаю, что она любит меня и беспокоится обо мне, знаю, что она хочет как лучше, но её слова… она… я больше не нужна ей.

Это так больно произносить вслух. И чувство такое, словно после этих моих слов взорвётся весь мир и Небеса начнут пылать алым огнём.

Но нет, нет ничего подобного. Не произошло вообще ничего, только какая-то звенящая тишина опустилась на незнакомую мне гостиную, в которой меня, кажется, и вовсе не было.

Мы молчали долго. Очень, очень долго… или мне просто так казалось?

Но когда Дэмис тяжело и шумно вздохнул и высказал свои мысли по поводу всего того, что я ему тут по несдержанности наговорила, его голос звучал непробиваемо спокойно, лишь с лёгким намёком на укор:

— Ты же понимаешь, что она не об этом говорила?

Если бы я физически была здесь, я бы вздрогнула от его слов, а так… а так я подумала о кое-чём другом:

— Ты что, опять подслушивал?

Дэмис не стал юлить и уходить от ответа, он просто прямо в лоб поведал:

— Оркоми подслушивал, а потом мне рассказал.

А ещё говорят, что женщины — жуткие сплетницы. Да ни одна базарная бабка и рядом с толпой мужиков не стояла.

Я судорожно вздохнула, тут же замолчала, так по-детски глупо испугавшись этого громкого некрасивого звука, но просто не смогла оставить всё это вот так — неопределенно висеть в воздухе без логического окончания, без ступеньки до земли.