Академик оглянулся на башню. Агнесса обвилась вокруг крыши и задумчиво отгрызала шпиль.

– Надеюсь, я успел с заклинанием. Я пытался спасти Шурасика, – сказал Сарданапал.

– Лучше бы вы его задержали!

– Не успел! Дракон не оставил мне выбора. Или сделать то, что я сделал, или позволить драконихе его испепелить.

– И вы…

– …И я телепортировал его в человеческий мир. Не волнуйся, Меди!.. Шурасик не причинит Тибидохсу зла. У заклинания принудительной телепортации – да еще сквозь Гардарику! – есть один побочный эффект. Оно лишает магии. Целую неделю перстень Шурасика не сможет выбросить ни одной, даже самой слабой искры…

К академику подбежал взбудораженный Тарарах.

– Ну что я говорил, а? Сработало! Надо и остальных перед драконом провести! Прямо сейчас, а?

Медузия подошла к зубцам стены и посмотрела вниз. Водяные и Милюля спешно выуживали из рва тех, кто попрыгал туда по примеру Глеба. Некоторые свалились на отмель, и теперь джинны-санитары грузили их на носилки.

– Сегодня Ягге пригодятся все ее костеростки! – холодно сказала Медузия.

– Ну так как? – нетерпеливо повторил Тарарах.

– Это слишком дорогая цена! Больше никаких драконов! Хватит! Поиграли в шпионов!

Питекантроп, которому хотелось довести дело до конца, разочарованно уставился на академика.

– Меди права, Тарарах! Вспомни пророчество. «Один к дракону в лапы угодит». Древнир говорил только про одного. Теперь они настороже. – Сарданапал посмотрел на грустного Тарараха и, утешая его, добавил: – К тому же Агнессе сейчас явно будет не до ловли шпионов!

Питекантроп повернулся и… возбужденно завопил, размахивая руками.

Над тибидохским парком тяжело летел Гоярын, выпущенный из ангара Соловьем О.Разбойником. Опытный тренер сообразил, что это единственный способ убрать упрямую дракониху с крыши. В противном случае, защищенная от магии прочной чешуей, она так и будет перелетать с одной башни на другую, пока не обрушит всю школу.

Агнесса увидела Гоярына раньше всех. Пугая его, она заревела и захлопала крыльями. Едва ли это устрашило старого дракона. Все же он изменил направление полета и, набрав высоту, стал облетать Большую башню по кругу. Агнесса следила за ним снизу, перебегая по крыше. Ее длинное тело огибало башню. Черепица не падала просто потому, что падать было нечему.

Поклеп больше не кричал и не проклинал, а лишь хрипел. Тарарах на всякий случай держался от него подальше. Он знал, что, по закону сброса отрицательных энергий, завуч Тибидохса скоро начнет искать виноватого. И, разумеется, отыщет.

Гоярын сверху разглядывал Агнессу. Если поначалу он отнесся к чужаку с явной враждебностью, что проявилось в нагреве чешуи над огнедышащими железами, то теперь наконец рассмотрел, что перед ним особа в высшей степени привлекательная.

Зато Агнесса рвала и метала, реагируя на появление жениха так, как того требовала драконья природа. С женским коварством она изогнула шею и опустила морду, что у драконов означает повиновение. Простодушный жених перестал петлять в небе и приблизился.

Агнесса только этого и ждала. Подпустив Гоярына поближе, она выпустила ему в нос струю пламени из огнедышащей железы полого хвоста. Гоярын оказался к этому не готов. Он отпрянул, сердито чихнул и ответил такой широкой и прямой огненной струей, что крыша Большой башни вспыхнула сразу в трех местах. С чердака, где хранились старые магические книги и ученические курсовые по темной магии, повалил густой черный дым. Команда домовых, усиленная пожарниками-водяными, тащила лестницы.

В воздухе заметались вездесущие привидения, обожающие склоки. Поручик Ржевский коснулся прозрачного локтя своей супруги.

– Посмотри сюда, дорогая! Балки перегорели! Если башня обвалится, будут жертвы!

Недолеченная Дама хваталась за голову.

– Ах какой ужас!.. Я не переживу этого зрелища! Но куда же они убегают? А как же жертвы? Верни их, Вольдемар! Мы так не договаривались!

Агнессе не понравилось сидеть на пылающей крыше. Она взлетела и яростно устремилась на Гоярына. Для начала они обменялись длинными струями огня. Потом Агнесса попыталась зубами вцепиться Гоярыну в крыло. Старому дракону такое обращение с его крыльями не понравилось. Невеста невестой, а крылышки не трогай. Он ответил ударом хвоста. Агнесса увернулась. И снова три яркие огненные вспышки прочертили небо.

Агнесса била из двух стволов, включая хвост, а Гоярын из одного, но калибр у него, как оценили на стенах, был мощнее. Сражаясь, Гоярын и Агнесса постепенно набирали высоту.

– А ну прекратите эти северные пляски народов юга! – потребовал Ягун, однако никто не слушал играющего комментатора. Все завороженно смотрели вверх.

В небе Тибидохса, прочерченном прозрачными контурами радуги, скользили две драконьи тени. Временами оттуда доносился рев, хлопали крылья. Из драконьих глоток узкими языками вырывалось пламя, совсем нестрашное отсюда, с земли.

Великая Зуби стояла на стене, задрав голову. В выпуклых стеклах ее очков проплывали длинные серебристые силуэты. Когда вспыхивало пламя, в ее очках оно отражалось розовыми точками.

– Такая страсть! Они нашли друг друга! – сказала она тихо.

Каждый наш поступок, каждое слово, даже движение имеют деятельную силу. Они никогда не отменяются. Прощаются, невероятным образом оказываются к добру, если просить об этом, но не изглаживаются из бытия как однажды свершенные.

Медузия Горгонова

Таня навещала Гробыню дважды в день. Гробыня, ставшая почти прозрачной – порой Таня не сразу замечала ее на кровати, – шевелила пальцами на ногах и развлекала себя тем, что дразнила вспыльчивых кавалеров с ширмы.

Самое удивительное, что Склепова будто и не осознавала серьезности своего положения. Таня никак не могла определить, было ли это мужество или просто защитная реакция психики.

– Накрашусь, прическу новую наколдую – и все будет хорошо! – упрямо повторяла Гробыня и продолжала как ни в чем не бывало хохмить.

Потом проходил час, и посреди разговора, который мог быть о чем угодно, она внезапно вставляла:

– Подстригусь коротко, приведу себя в порядок – и все будет хорошо!

В целом же это была все та же Гробыня. Лишь однажды Склепова упорно смотрела в стену и не поздоровалась с Таней. И только когда Таня собралась уходить, Гробыня окликнула ее:

– Ты не обиделась, Гроттерша, что сегодня я не сказала тебе «привет»?

Таня поспешила сказать, что нет.

– Ну и отлично! Ненавижу я эти тонкости общения: недолебезишь – обижаются. Перелебезишь – самой противно.

Гломов окончательно переселился в магпункт, на соседнюю кровать, и имел растерянный вид собаки, которая пытается вилять купированным хвостом. Как-то Таня застала его расчесывающим Гробыне волосы. Лицо у него при этом было так перекошено от усердия, словно он собирался снять со своей девушки скальп.