Васильев. — Давайте о деле. Разумеется, я помогу вам. Я позвоню завтра в редакцию, и мы договоримся конкретно, когда начать работу.

— Отлично! — не очень весело согласился Устинов.

Васильев глазами показал на бутылку, но газетчик отрицательно мотнул головой и поспешно поднялся. Хозяин улыбаясь проводил его до двери. Вернувшись, он заткнул бутылку и спрятал ее на старое место.

Великанова будет довольна, подумал он, забираясь на стол, чтобы повесить свой резвый этюдик — специально для Тамары Ильиничны.

Жену он знает достаточно хорошо. Она не выдержит обстановки, которую создаст Устинов. Супруги Великановы могут сходиться, а могут и не сходиться, это вряд ли отразится на скромных притязаниях Константина Васильева. Надо только позаботиться, чтобы они не уехали. Кое-что уже сделано: Великанова прекрасно устроена с работой и, наверное, подумает, прежде чем куда-то перебираться. Можно и супруга устроить получше.

Он слез со стола и вытянулся в удобном кресле. Хорошо и спокойно думалось о выставке — теперь ее Устинов осветит как надо. И думалось о вечере, когда придет шикарная запутавшаяся Тамара Ильнппчна. Даже о жене он думал незлобиво, все простил. И о Маше, домработнице, которая смотрела на него умоляюще, когда он затруднялся перед гостями, как ее представить…

А теперь вот заболела Маша, надо бы сходить к ней в больницу.

Глава X

Повторенная

индивидуальность

близка к стандарту

то не столько удовольствие, сколько возможность не думать о больнице. Андрей нырял и ложился на дно, цепляясь левой рукой за водоросли и камни. Свободной рукой он хватал рыбу, которая его почти не пугалась, и всплывал. Басов и Карпухин бесились от радости, когда он кидал окуней на берег. Попалось несколько среднего размера плотвичек, и окуни были некрупные.

Лучше всего ловить рыбу руками в сентябре или октябре, когда чуть ли не иней на крышах. Тогда и судака можно поймать. Наверное, рыбы чувствуют тепло, под живот лезут.

Он подплыл к берегу. Хватаясь за кучковатую траву, поднялся наверх.

Басов уже чистил рыбу. Костровой Глушко раскочегаривал костер. Великанов и Карпухин опять сцепились в литературном споре. На дереве висел в кожаном футляре транзисторный приемник, оттуда доносилась музыка.

— Я бы хотел посмотреть в ларингоскоп на голосовые связки Иммы Сумак, — мечтал Басов. — Это же не высота, а космос!

Голос певицы метнулся сверху вниз. Володя попробовал в унисон и безнадежно махнул рукой.

— Это уже не глубина, а бездна, — подхватил Карпухин.

Громадное каменное здание мельницы, кажется, только дрогнуло во время войны. Дрогнуло, почернело и не разрушилось. Свисали на арматуре бетонные глыбы. Внутри здания уходили сквозь этажи опасные лестницы. Через пробоину различим был на стене лозунг, кончавшийся словами «…вперед, на запад!» Под мельницей шумела отведенная от реки бетонным рукавом вода. Она огибала островок и ниже соединялась с потоком, падающим с плотины. Когда-то мельницу построил купец Данов. Еще недавно в одной из пристроек располагалась электростанция, но потом до районного центра дошло Большое Электричество, и станцию демонтировали. Сейчас здесь царствуют рыбаки, художники и влюбленные.

Золотарев смотрел на друзей и курил. Он боялся, что снова начнет обнимать их, как вчера по пьянке. Трезвым приходишь к выводу, что эмоциональность пьяного покоится всего лишь на двух чувствах — умиления и ожесточения. Вся остальная гамма между этими двумя состояниями проходит мимо. Не слишком ли мало для человека?

Но сегодня, убедившись, что Юрка будет жить он с удовольствием опять расцеловал бы Володю Басова и Сашку Глушко, которые ему помогали, и Великанова — он давал наркоз, и Карпухина, просто заглядывавшего ему через плечо во время операции.

Утром, по случаю вчерашней удачи, решили съездить на Данову мельницу.

Он подошел к Николаю и Виталию. Великанов лежал на песке, подперев подбородок руками. Карпухин вертелся, его допекало солнце. Худые плечи порозовели, он прикрылся майкой.

— Мне на литературном базаре, — сказал Виталий, — отведут место, где я буду кричать: «Свеженькие каламбуры!» Меня это устраивает.

— По-моему, ты боишься взяться за настоящее дело, — возразил Великанов.

Виталий замолчал, его очки потускнели. Он набрал в горсть песку и стал засыпать кладбище Колькиных окурков. Великанов перевернулся на спину, прикрыл глаза руками.

— Пойдемте есть, — предложил Андрей, увидев, что их зовет Басов у костра.

Когда они подошли, Глушко рассказывал Басову:

— На лекции наш профессор вспомнил, как к нему обратился Леонид Утесов: на горло пожаловался. Профессор посмотрел его и нашел на голосовых связках певческие бородавки — так, кажется, они называются? Предложил удалить их. А Леонид Осипович ответил: «Мой голос народ за хрипоту любит». Уж лучше, дескать, будет хрипеть:

— Может, и мне попробовать хрипеть? — рассмеялся Басов, поглядывая на гитару. Та валялась под деревом, прикрытая одеждой — отзвеневшая, уставшая от песен.

— Повторенная индивидуальность близка к стандарту, — не очень весело заметил Карпухин. Он думал о себе.

Сели у пышущего котелка, оберегая неустойчивые бутылки, припрятанные в тени.

Надо бы выпускать бутылки с шипами — специально для загородных прогулок, подумал Карпухин, но вслух не высказался, чтобы очередной глупостью не разозлить себя еще больше. В последнее время ему часто мерещился черновик его ненаписанной книжки: удручающий, исчерканный черновик, в котором литературщина на каждой странице, как отвратительный моллюск, цепляется своими присосками. Вот такой черновик ему мерещился, и, господи, как он его любил, и как он презирал тогда свои гладкие, написанные без всякого усилия стишки!

Выпили по стакану «фраги».

— Хочу ушицы в обварочку, — вздохнул Великанов.

Карпухина замутило с вина, потому что вчера перехватил, но он выпил и второй стакан, от которого отказался Басов, А стакан Золотарева поделили Глушко и Великанов.

Андрей вслушивался в монотонный шум падающей воды, его забавляли напряженные позы рыбаков на том берегу. На душе спокойно, даже не верится, что человека может терзать тоска, бессонница, головная боль.

Все насторожились, услыхав сообщение ТАСС. Но, едва разобрав номер очередного спутника Земли, принялись за еду. Басов перестал жевать, когда передавали прогноз погоды. Обещали дождь. Володю это обеспокоило: предстоял долгий обратный путь по плохим дорогам.

Золотарев лег на спину, раскинув руки. Когда-нибудь они приедут сюда с Асей.

Карпухин поднялся и пошел к воде. Вода была холодной, и он сначала смочил подмышки. Оберегая очки — нос кверху, — поплыл к плотине.

— Эй, поэт, неостроумно! — закричал Великанов.

— Помрешь! — предупредил Басов, направляясь к машине.

— Сухопутные вы, понятно? — огрызнулся Виталий.

Не одолев быстрого течения, он подплыл к берегу и стал продвигаться к плотине, цепляясь за камни. У бетонированного выступа схватился за железную арматуру. Нащупал под ногами плиту,