в которой и живут. Эту коллекцию можно вывезти, как я уже говорил, в любую страну, в том числе и в Россию. Зарегистрировать картины на таможне и развесить на стенах московской квартиры. А через пять лет, когда владельцы захотят уехать из России, не дожидаясь следующих президентских выборов, они вывезут эти картины за рубеж и украсят ими стены «запасных аэродромов». Что, наверное, не может не огорчать Министерство культуры и спецслужбы, которые бдят и не дают культурным ценностям распыляться. По моему мнению, искусство нужно там, и лучше оно сохранится там, где за него больше платят. Поэтому к тому времени, когда Россия станет богатой страной не по природным ресурсам, а по покупательской способности, сокровища, вывезенные контрабандой, вернутся на родину. Так происходит во всех странах. Скажем, наиболее удачные покупки японского искусства на «Sotheby’s» делаются сегодня, как правило, японцами и увозятся в Японию. Пройдет время, художественные ценности вернутся, и аукционы в России будут играть культурно-политическую и общественную роль, а не только коммерческую.

— Вы являетесь экспертом коммерческих структур?

— Наши двери открыты для всех. Осенью прошлого года, в пору банковского кризиса, ко мне обратились предприниматели, желающие продать картины и рассчитаться с кредиторами. Если помните, наличных денег тогда не хватало, и пошла мода на взаимозачеты. Я предложил коммерсантам взаимозачеты картинами, предварительно оценив их стоимость. С одной стороны, я предложил им неплохой рецепт избежать пули. С другой, как выяснили финансисты, автомашины, оргтехника и мебель по своей капиталоемкости уступают в ликвидности хорошему искусству.

— Поговорим о «черном рынке». Можно ли его свести «на нет»?

— «Черный рынок» формируют в основном люди, которые хотят покупать и продавать художественные ценности, не платя налоги. В самом деле, налоговую политику нашей страны трудно назвать разумной. Государство, предлагая нынешние правила игры, больше теряет, чем приобретает. Поэтому я поддерживаю инициативу деловых кругов об облегчении налоговой системы, обращенную к Президенту и опубликованную недавно в «Коммерсант-дейли». Если примут поправки, вероятно, желающих подвергать себя риску поубавится. Одновременно на «черном рынке» работают люди, которые не хотят засвечивать свои вещи. Их поведение не носит криминального характера. Скажем, дилеру приносят вещи на определенных условиях. Например, спорное имущество, на которое претендуют несколько человек или несколько организаций. Следующей причиной ухода от публичности может быть развод. Хозяин коллекции, которую он собрал до женитьбы, не хочет отдавать или делиться с бывшей супругой именно картинами. В этом случае эксперт знает, что картина или картины не краденые, и он ничем не рискует. Эксперт определяет стоимость работ, а вырученную от продажи сумму людям разделить проще, нежели коллекцию. Со всеми клиентами мы составляем договор, который, слава Богу, не накладывает на нас, комиссионеров, в таких щекотливых случаях никаких обязательств, кроме одного — строгой конфиденциальности. Говоря коротко, «черный рынок» и криминальный (торговля крадеными вещами, подделками) — это разные понятия. Борьба с криминальными явлениями есть обязанность правоохранительных органов, а порядочные дилеры в контакты с ворами не вступают. Что же касается «черного рынка», то он был, есть и будет. Участвуют в нем нормальные люди, и бороться с ним бессмысленно. «Черный рынок» будет жить. До тех пор, пока легальные, открытые продажи не станут выгодны и безопасны.

ГАЗЕТА КУЛЬТУРА

08.05.1996

Политический риск как составная часть искусства

Ходят слухи, что дела у «Московской палитры» пошатнулись. Роскошный зал, в котором за два года ведущая столичная галерея устроила более 30 выставок, теперь ей содержать не под силу. Между тем проекты не только задумываются, но и готовы осуществиться. Наш собеседник — генеральный директор «Московской палитры» Никита Андриевич.

— Существует путаница по поводу даты открытия «Московской палитры» и «М’АРСа». Никита Юрьевич, внесите, пожалуйста, ясность, кто же первый в России создал негосударственную галерею?

— Мы зарегистрированы 23 мая 1988 года, а свою первую выставку — выставку прикладного искусства — устроили в Музее стекла 16 января 1989 года. «МАР’С» же начал свою деятельность в 1988-м.

— На каких принципах строится работа вашей галереи?

— Мы называем себя галереей, однако представляем собой совершенно иное образование. Мы собираем собственную коллекцию современного искусства XX века. Она объединяет художников, которые по разным причинам, чаще по идеологическим, не попадали в крупные музейные собрания, вовремя не вышли к широкой публике. Например, многие работы Аксельрода и Британишского, Ведерникова и Зевина. Картины московского мастера Зусмана и питерского Зисмана, Перуцкого, Пакулина, Зданевича. Это прекрасные мастера и прекрасное искусство. Но такое собрание тем не менее не является музейной коллекцией в полном смысле этого слова, так как не имеет серьезной научной основы. Для чего мы собираем эту коллекцию? Мой друг и соратник Марк Янкелевич (к сожалению, его уже нет с нами) тяготел к живописи и графике 20–30-х годов XX века. А я занимался современным искусством. Собирательство работ малоизвестных художников расширяет поле исследования профессионалов, занимающихся советским периодом в российском искусстве. Скажем, у нас есть Перуцкий. Есть Зевин, чьи избранные работы хранятся в Третьяковке. Обладание уникальными произведениями позволяет нам сотрудничать с музеями. Они включают картины в свои выставки, что создает нам соответствующее реноме и повышает авторитет. В настоящее время наш фонд насчитывает около пяти тысяч произведений живописи, графики (кстати сказать, у нас есть желание несколько переориентировать направление нашей деятельности в пользу графики). О коллекционной его части я уже рассказал. А вторая — это выставочный фонд, из которого и формируются в основном наши выставки, где продаются экспонируемые произведения.

Мы не работаем с определенным кругом художников. Наверное, несколько сот человек уже выставлялись и хотят выставляться в нашей галерее. В том числе наши соотечественники, живущие сейчас за рубежом, — Ян Раухвергер (Израиль) и Анатолий Ракузин (Франция). Поскольку законодательства в области российского арт-рынка практически не существует, они могут с успехом экспонироваться и в других галереях.

— Есть ли отличия галереи от коммерческого предприятия по продаже картин?

— Конечно. Например, салоны являются ярким примером коммерческих организаций, которые некоммерческих целей перед собой не ставят. Вполне может быть, что салон выставляет работы серьезного профессионального уровня и свой вклад в культуру вносит. Однако его основная цель — все-таки продажа, извлечение из искусства прибыли. У нас другая ситуация. Несмотря на то, что юридически мы называемся товариществом с ограниченной ответственностью, стало быть, значимся коммерческой структурой, все заработанные деньги вкладываем в некоммерческие проекты. Что никогда не позволит себе западная галерея.

— Что вы называете некоммерческим проектом?

— Вот один из многих: сейчас мы готовим проект «Уроки труда». Шесть художников, в их числе Гашунин, Константинов, Катя Ковалева, представляют, по сути, экспериментальное