«Как же холодно!» – Мари стиснула зубы, из глаз сами собой покатились слёзы, было нестерпимо больно от бьющего тело озноба.

– Прости меня, – послышался знакомый голос во тьме.

Девушка от неожиданности распахнула глаза, в замёрзшей груди вдруг заколотилось сердце.

– Прости, – повторил голос и ослепительной искрой вспыхнул за стеной голубого пламени.

– Уилл, – прошептала Мари, с трудом расцепляя руки и поднимаясь на ноги. Из мрака к ней медленно приближался сияющий силуэт, – это ты?

– Прости, – снова послышался его голос. – Прости, что оставил тебя здесь.

– Я знаю, – сквозь слёзы зашептала девушка. – Теперь я знаю, почему ты был так… холоден. Ты ведь узнал правду! Моя матушка сказала тебе?

– Я хочу забрать тебя с собой, – в ярком свечении прояснилось лицо Уильяма. Добрый и заботливый взгляд, лёгкая улыбка. – Пойдём со мной.

– Маркиз хочет убить тебя, – замотала головой Мари. – Ты должен бежать! Он страшный человек! Прошу, спасайся!

– Я заберу тебя с собой, – повторял нежный голос. Юноша остановился, медленно протягивая руку своей собеседнице.

Девушка зажмурилась, стараясь не поддаваться на его призыв.

– Прошу, ты должен спасаться! – почти кричала она.

– Идём, – не прекращал звать голос.

Мари открыла глаза. Вся одежда её уже была объята пламенем, от его ледяного дыхания кровь стыла в жилах, страх наконец овладел трепещущим сердцем, наполнил его, иссушил последние капли тяжёлого спокойствия.

– Идём, – повторял Уильям.

Она подняла глаза, и в этот миг лица коснулось едва уловимое тепло от протянутой руки юноши. Тепло, пусть и слабое, разливалось по коже, оно казалось единственным спасением от смертельно ледяного пламени, захотелось впитать его всё, вцепиться в такие близкие пальцы и никогда не отпускать. Но сил пошевелиться не было.

– Я не могу, – прошептала девушка дрожащим голосом, слёзы не прекращая катились по щекам.

– Ты должна, – продолжал всё также ласково улыбаться Уильям. – Дай мне руку.

Она стиснула зубы, превозмогая боль от разливавшегося по телу холода, зажмурилась в попытке разорвать его путы и медленно потянулась вперёд. Каждый миллиметр казался пыткой, давался непосильным трудом, а путь был бесконечен.

Так близко и так далеко, его рука совсем рядом, но никак… никак не достать до неё. Мари тянулась изо всех сил, мышцы сводило, сердце едва не замирало от боли, но она тянулась вперёд.

Мягкое тепло коснулось самых кончиков пальцев, казалось оно вот-вот станет обжигающим жаром, но всё же, не перестанет приносить блаженство. Яркий свет слепил глаза, размывая силуэт юноши, а слёзы всё не останавливались. Наконец по коже едва заметно скользнуло что-то.

«Я дотянулась!» – успело мелькнуть в голове, и в этот миг глаза открылись сами по себе. Мари испуганно смотрела перед собой круглыми глазами, а из распахнутого настежь окна на неё глядела такая же круглая луна. Яркие звёзды, как колючие ледышки, сверкали на тёмном небе. Холодный осенний ветер гулял по комнате, шурша раздвинутыми гардинами, и, тихонько завывая, убегал в щель под дверью. Тёплое одеяло сползло на пол и только самый его краешек ещё лежал на кровати, накрывая кончики пальцев правой руки девушки.

Она очнулась, когда поняла, что воздуха не хватает. Болезненно глубокий вдох разрезал окружающую тишину, Мари быстро натянула на себя одеяло, сжавшись в комок и дрожа всем телом. По коже блуждали неприятные мурашки, то ли от холода, то ли от прерванного сна. Перед глазами всё ещё стоял образ Уильяма, его нежный взгляд будто видел её насквозь, проникал желанным теплом в самые сокровенные мысли, не оставляя тайн, не пугая, не прячась.

«Быть может, – подумала Мари, вновь переводя взгляд на немой лик луны, – мы сердцами ощутили кровную связь ещё при первой встрече? – холод отступил, по телу медленно разливалась сонная усталость, а мысли постепенно прояснялись. – Может, поэтому мы так сблизились за одну только ночь? Но…» – в памяти снова возник образ темноволосого юноши, его горящие глаза… Совсем близко… Его губы.

– Нет! – девушка вздрогнула, испугавшись собственного голоса, закуталась крепче в одеяло, прикрыв им рот и раскрасневшиеся щёки.

«Такие чувства не могло родить кровное родство. Их не должно быть! – она зажмурилась, не давая слезам наполнять глаза. – Не должно быть… Но почему тогда они не оставляют меня? Терзают душу, – сердце сжалось и стало тяжело дышать. – Где он? Что с ним? Думает ли обо мне хоть иногда? – Мари развернулась на спину, продолжая кутаться в одеяло, посмотрела в темноту, покрывающую потолок её покоев. – Мрачно и холодно. Как моё будущее… Без него».

Девушка вновь зажмурилась.

«Нет! Нельзя мечтать о нём! Желать увидеть его снова мне нельзя! Но мысли сами лезут в голову. Находят неведомые мне лазейки и не дают забыть… Его лицо, его руки, его губы – зачем во всё это так крепко вцепилась моя память?»

Она снова повернулась на бок, накрылась с головой одеялом и долго лежала, глядя в пустой мрак перед собой, стараясь совладать с трепещущим сердцем и дыханием.

«А если Уильям придёт на маскарад? – вновь зашептали мысли. – Маркиз не тронет его? Я успею предупредить об опасности? Я смогу солгать ему, глядя в глаза? Сказать, что не люблю? Сказать, что выйду замуж по своей воле? Ведь если он узнает… Что сделает тогда? – Мари выглянула из-под одеяла и вновь воззрилась на луну. – Ведь он точно также не имеет права любить меня. Быть может, и не любит уже. Но к чему ему знать правду? Правду о моих чувствах? Как надоело! – она сжала кулаки. – Надоела эта недосказанность! Что делают с нами страх и гордость? Почему заставляют молчать, когда нужно говорить? Если мне ещё выпадет шанс увидеть Уильяма, я обещаю… Обещаю, что скажу ему всё, что чувствую. Честно, не страшась его ненависти и отвращения. Пусть считает меня самой последней падшей грешницей, но знает правду! Но… – на глаза вновь навернулись невольные слёзы. – Имею ли я право говорить? Ведь нам не быть вместе, даже если… Никогда не быть. Лишь во сне, – каждый удар сердца болью отдавался в груди, становилось всё жарче, и горячие слёзы обжигали глаза. – Я должна сделать всё, чтобы он не погиб. Это единственное, что я могу. Любой ценой… Спасти его и отпустить. Он не сможет быть счастливым, зная о моих чувствах. Значит, я должна молчать», – она уткнулась лицом в подушку. Хотелось кричать от рвущей душу безысходности, но она лишь закусила губу и тихо застонала, давая волю бесконечным слезам. Быть может, они унесут хоть часть этой боли с собой…

* * *

– Вильгельм, что случилось?! На тебе лица нет! – взволнованно спросил Удо, когда тот вошёл в келью, с силой закрыв дверь.

– Ничего, – бросил тот сурово. – Я должен ехать.

– Что? – вмешался Анкэль. – Куда ехать? Что ты задумал?

– Северин был прав, – будто не слыша его, продолжал правитель, доставая из-под кровати свою дорожную сумку. – Я не успокоюсь, пока сам не узнаю правду.