Я снова промолчала, мне нечего было добавить.

Обычно мы завтракаем долго, часа два, а когда начинает припекать, едем в гостиницу, всегда в другую, и берем номер на полдня. Непривыкшие скрывать своего любопытства клерки, не стесняясь разглядывают нас, с открытой укоризной и с усмешкой глядят на меня, но мне безразлично. Главное, не встретить знакомых и чтобы Альфреда не узнали, все же он знаменитость, но знаменитость за сценой, за кадром. Однажды он сказал, что у него самая удобная известность, «все знают мое имя, что иногда помогает, но мало кто знает меня в лицо».

В номере мы тоже не спешим, любая торопливость сбивает его. Если Дино достаточно только увидеть меня, то Альфред должен еще слышать и обонять. Я потихоньку научилась целовать его и даже стала получать от этого странное удовольствие. Он любит в этот момент смотреть на меня, на лицо, на грудь, я пользуюсь определенным сортом духов, очень слабым, всегда одним и тем же, ему нравится, когда запах духов смешивался с запахом моего разогретого на солнце тела.

Я знаю, ты спросишь, что я чувствую с ним. Я и сама пытаюсь это понять. Конечно, все далеко не так остро, разрываю-ще, выматывающе, как с Дино. Да и ощущение скорее не физическое, а эмоциональное. Хотя для Альфреда все, что мы делаем, важно, он на глазах светлеет, даже голос у него меняется.

В такие минуты на него находит особое вдохновение, и он поражает меня глубиной и неординарностью мысли. Как-то мы говорили о театре, об актерах, и я сказала, что среди них и вообще среди людей художественных профессий, поэтов, живописцев, все же много странных людей.

– И почему талант часто связан с психическими проблемами? – спросила я. – Почему именно творческие области привлекают людей с нестабильной психикой, а не, скажем, земледелие?

Альфред усмехнулся. Он лежал расслабленно на кровати, здоровая нога сброшена к полу. Я только что вышла из ванны и стояла перед зеркалом, завернутая в полотенце.

– Нет, сказал он, – так считается, но это заблуждение. Просто люди, которые выбирают для себя мир творчества, не все, но лучшие, предпочитают приобрести эти самые, как ты говоришь, проблемы.

– Что значит предпочитают? – спросила я, устраиваясь прямо с ногами в широком низком кресле. Мне нравилось смотреть на него сейчас. Он так молодо выглядел, почти юношей, и я подумала самодовольно, что это я так благотворно влияю на него.

– Как правило, человек приходит в искусство абсолютно нормальным. Но вскоре он оказывается перед выбором: либо остаться нормальным, но остановиться в своем росте, либо изменить, но превзойти себя. Вопрос в том, кто что выбирает. Все дело в повышении чувствительности. Чем она выше, тем сильнее уровень восприятия жизни. Знаешь, говорят: «содрать с себя кожу», чтобы жить с голыми нервами.

– Ты считаешь, что люди сходят с ума по собственному желанию?

– Скорее, по собственному выбору. Они могут остаться нормальными, но обделенными Божьим даром, и некоторые предпочитают рискнуть. Конечно, у них существует склонность к такому выбору, но это и называется талант. Знаешь, в чем разница между способностью и талантом, не только в искусстве, но и во всем остальном тоже?

– В чем?

– Талант – это способность плюс склонность к риску.

– Значит, Ван Гог отрезал себе ухо тоже специально?

– Не знаю. Наверное, кто-то со временем действительно сходит с ума, не желая этого: от пьянства, наркотиков, но чаще от того, что слишком далеко зашел. Но есть и такие, кто с ума сходит как бы умышленно, на кончике сознания понимая, что жертва вынужденная, необходимая для того, чтобы сотворить. А некоторые из них еще умеют выходить из этих, скажем, «творческих запоев» и снова вполне соответствуют норме. Так они мигрируют из одного состояния в другое вполне расчетливо и сознательно, часто планируя переходы заранее.

Впрочем, такое получается редко, только у сильных людей, но я и таких встречал.

Я смотрела на Альфреда и видела, что его глаза покрылись поволокой, как у других людей во время секса. И тут я подумала, что для него процесс размышления такой же возбуждающий, как для остальных секс. Только пелена эта была не животная, она не притупляла, а, наоборот, прибавляла остроты его глазам».

«А как же Дино? – Я знала, что Стив рано или поздно спросит о Дино. – Я понимаю, он так ничего и не заметил. Но ты сама? Ты ведь не могла не измениться».

«Нет, я не изменилась. Моя любовь к Дино нисколько не ослабла, да и его любовь доставляет мне не меньше удовольствия. А то, что в мою жизнь вошел другой человек, так что же? Он занял особую нишу и на место Дино не претендует.

Как бы это объяснить? Сейчас мне уже ясно, что женщина может одновременно любить нескольких мужчин. Например, я по-прежнему люблю тебя, возможно, даже сильнее, чем когда мы были вместе, хотя и по-другому. Ты и Дино заняли в моей жизни непересекающиеся пространства, и любовь к нему не отменяет любви к тебе, и наоборот. Если бы ты оказался сейчас рядом и мы снова стали близки, тогда пространства бы пересеклись и мне пришлось выбирать между вами. Но раз этого не случилось, я бесконфликтно умещаю вас обоих в себе. Так же произошло и с Альфредом, да, я встречаюсь с ним, но это не мешает моей любви к Дино».

«А кто из них для тебя важнее?» – спросил Стив в другом письме.

«Почему я должна сравнивать?»

«Но если бы пришлось выбирать?» – спросил он снова.

«Мне не надо выбирать», – сопротивлялась я.

«Но если бы пришлось?» – настаивал он.

Я сдалась и стала думать. А потом испугалась, когда поняла.

«Хорошо, что ты задал этот вопрос, – написала я Стиву. – Когда я писала, что Дино и Альфреда нельзя сравнивать, я не обманывала тебя, конечно, они несравнимы. Но несравнимы еще и в том смысле, что Дино – это моя жизнь, а Альфред – важная, но все же добавка. Без Дино, без его любви ко мне, я умру, я не жилец без него. От одной мысли, что могу его потерять, я прихожу в исступленное отчаяние. Мне невозможно лишиться его. А без Альфреда, хотя он является важной частью моего бытия, я жила раньше, и была счастлива, и буду счастлива впредь».

После этого письма наши отношения с Альфредом пошли на убыль. Я действительно испугалась, когда поняла, что рискую потерять Дино. Я боялась, что нас увидят, что Альфред может быть несдержан в разговоре, и Дино узнает о нашей связи, а я не хотела рисковать. Видимо, Альфред почувствовал мою нервозность, и наши встречи стали все реже и в конце концов прекратились сами собой. Мы не обсуждали наши отношения, хотя, встречаясь в компаниях, болтали и улыбались, и я знала, что оставила в его жизни след, может быть, последний такого рода.

С фильмом так ничего и не получилось. Первое время все шло по плану, и в конце концов я уговорила Альфреда дать Дино главную роль. Сначала он был недоволен, что я вмешиваюсь, сказав, что Дино посредственный актер и роль не потянет.

«В нем есть скрытая не правда, – добавил Альфред поморщившись. – Как будто он все время говорит чужой заученный текст. Мимика, движения, – все поддельно, искусственно. Я пытаюсь понять, откуда в нем налет притворства, и не могу. Неужели ты не замечаешь?»