– Надеюсь, сегодня мы все же уедем, – вздохнула мать.

– Я заказала такси на попозже. – Дайнека перенесла дорожные сумки к двери. – На всякий случай.

– Что значит «на всякий случай»? – встревожилась Людмила Николаевна.

– Это я так, к слову. – Дайнека ее обняла.

В комнату заглянула Надежда:

– Мамы у вас нет?

– Мария Егоровна уехала в город.

– Я пообещала съездить в больницу к отцу, но меня вызвали на работу. Как же так… Он просил привезти тапки.

– Ему разрешили вставать? – спросила Дайнека.

– Да. И он ходит в больничных.

– Давайте я отвезу.

Надежда будто ждала: вытащив из-за двери пакет, протянула Дайнеке.

– Железноборская больница, восьмой этаж, кардиология, шестая палата.

Девушка из справочной службы нашла фамилию Кораблева в списке больных и выдала Дайнеке пропуск. На входе ей велели надеть бахилы, и она прошла к лифту. Ждать пришлось долго, лифт был один и вмещал не больше четырех человек. Очередь желающих подняться наверх росла на глазах и уже протянула свой хвост к лестнице. Дайнека решила подняться пешком. Добравшись до восьмого этажа, она, что называется, была готова положить язык на плечо. Еще пара пролетов, и ей самой могла понадобиться помощь кардиолога.

Она постучала в шестую палату, открыла дверь. У окна сидел Кораблев и читал газету.

– Здравствуйте. Я принесла тапки, – сказала Дайнека.

– Принесла, значит, давай. – Он свернул газету и отложил в сторону.

– Можно?

– Заходи.

Она вошла и села на стул.

– Слышал, что нашли тело Свиридовой? – спросил Кораблев.

– Нашли.

– Я знал, что этим закончится.

Дайнека опустила глаза.

– Это вы заставили Сопелкина соврать, что Свиридова уехала на машине?

– Я, – сказал Витольд Николаевич. – Роль Свиридовой у него тоже забрал я. И ты об этом знаешь не хуже меня.

– Вы так спокойно обо всем рассказали…

– А я, знаешь, полежал здесь, подумал и решил: терять больше нечего. Вчера мне сделали магнитно-резонансную томографию… – Он прикоснулся к виску. – Здесь обнаружили неоперабельную опухоль. Так что до суда мне не дожить.

– Мария Егоровна знает?

– Нет. И прошу ей не говорить.

– Зачем вы убили Сопелкина?

Кораблев взглянул в окно и поморщился.

– Он после разговора с тобой собрался в прокуратуру. Мы говорили за сценой.

– Поэтому вы решили его убить?..

– Непростительная глупость. – Кораблев опустил голову. – Кабы знать наперед… – Он вздохнул. – Машу жалко. Перед дочерью стыдно.

Дайнека задала вопрос, который давно вертелся на языке:

– Вы вспоминаете Лену Свиридову?

Витольд Николаевич помолчал, потом заговорил медленно, взвешивая каждое свое слово.

– Знаешь, как это бывает… Сначала уговариваешь себя, что так было надо. И долгое время веришь. Строишь свою башню из заблуждений и лжи во имя спасения. Оправдываешь себя, как самый дорогой адвокат. Потом приходят сомнения, и башня рушится. А ты вдруг понимаешь, что тебя придавило.

Дайнека повторила вопрос:

– Вы вспоминаете Лену Свиридову?

Он тяжело посмотрел ей в глаза:

– Хочешь знать, как все случилось?

6 апреля 1984 года

Витольд Кораблев поднялся на третий этаж, приоткрыл дверь сорок четвертого кабинета и заглянул в щелку. Режиссер заканчивал разбор репетиции. Кораблев посмотрел на часы – без трех минут одиннадцать. Он прошел в темный кулуар, опустился в кресло и увидел красное женское пальто.

– Это мое.

Витольд обернулся, рядом стояла Лена Свиридова.

– А я как раз вас поджидаю.

– Вы муж нашей костюмерши Марии Егоровны?

– Это здесь ни при чем. Меня прислал ваш друг Олег Роев.

– С ним что-то случилось?

– Нет. Он ждет вас за сценой.

– Там ремонт…

– Это к лучшему, вас никто не увидит. Он хочет поговорить.

– Вы проводите меня? – доверчиво спросила она.

– Идемте.

Они прошли коридором, спустились по лестнице и остановились у противопожарной двери, ведущей на сцену. Кораблев потянул на себя тяжелое полотно.

Лена испугалась:

– Там темно. Я не пойду.

– Но вас ждет Олег.

– Я боюсь. Я туда не пойду. – Она отступила к лестнице.

В этот момент из темноты показалась бледная сухая рука.

– Не бойся, я здесь. Я с тобой.

Лена Свиридова обернулась и бросилась в темноту. Витольд Кораблев прикрыл дверь и припал ухом к образовавшейся щели.

– Я ничего не вижу, – прошептала она.

– Осторожно, здесь ступенька…

– Куда мы идем?

– Сейчас увидишь, – сказал Олег Роев.

– «А каково сказать «прощай навек» живому человеку, ведь это хуже, чем похоронить».

– Слова из твоей роли?

– Да. Сегодня на репетиции я их забыла.

– Скажи еще что-нибудь.

– Вот, например… «Вижу я, входит девушка, становится поодаль, в лице ни кровинки, глаза горят. Уставилась на жениха, вся дрожит, точно помешанная. Потом, гляжу, стала она креститься, а слезы в три ручья полились. Жалко мне ее стало, подошла я к ней, чтобы разговорить да увести поскорее. И сама-то плачу…» Здесь очень темно!

– «Здесь очень темно» – отсебятина, – фыркнул Олег.

– Нет, правда, я ничего не вижу… У меня в сумочке спички.

– Не надо спичек. Дай сюда руку.

– Уже пришли?

– Дай руку.

– Вот она… Как смешно. Я правда не вижу, куда…

– Это дверь.

– Да где же она?

– Здесь. Дай мне руку, я тебя проведу.

– Ой!

– Ну?

– Споткнулась.

– Осторожней, еще немного… Видишь, это уже я.

– Пожалуйста…

– Что?

– Мне больно руку.

– Тише…

– Мне больно!

– Зачем так кричать?

– Ма-а-ама-а-а!

– Ти-и-ише…