или «бандитов» следовало расстреливать на месте без суда «старших работников в семье». Под такой же расстрел подпадали и граждане, отказывающиеся называть свое имя.

Так что тогда в России шла не просто идеологическая борьба, в которой физическое уничтожение противников неуместно, а смертельная битва за выживаемость личности, семейств, всего государства. От того, куда качнется, чья возьмет, зависел и будущий уклад жизни трудолюбивых сибирских крестьян: вернется в регион привычный и добрый мир, либо все подчинится разрушительной воле большевиков.

Вот и делал Адриан Григорьевич Черепанов то, что в его силах, для очистки родной земли от большевистской скверны. Воевал люто, зло против лютого зла. Не отставала от него и его отважная жена-соратница Анна Прокопьевна. Говорили, что она еще и мстила за своих расстрелянных братьев[351]. Однако называть ее кровожадной и ставить в один ряд с Розалией Землячкой и другими большевистскими уродками, как это сделано, например, в статьях «Анна Черепанова: “атаманша-упырь” Гражданской войны» и «Пять главных фурий Гражданской войны в России: идейных и беспощадных»204, безумно. Те не вели партизанскую войну в смертельной опасности и в окружении значительно превосходящего по численности вооруженного врага. Они хладнокровно проводили на подотчетным им территориям массовые расстрелы жителей и топили баржи, заполненные пленными русскими офицерами, доверившимися обещаниям новой власти и не покинувшими Родину.

Та же Землячка, проведя в конце 1920 года – начале 1921 года менее трех месяцев в Крыму комиссаром с особыми полномочиями, хозяйничала так, что Черное море покраснело от крови. За период ее полномочий было казнено девяносто шесть тысяч человек, и, по свидетельству очевидцев, «окраины города Симферополя были полны зловония от разлагающихся трупов расстрелянных, которых даже не закапывали в землю… Курсанты кавалерийской школы (будущие красные командиры) ездили за полторы версты от своих казарм выбивать камнями золотые зубы изо рта казненных». Вероятно, именно за такие «заслуги в деле политического воспитания и повышения боеспособности частей Красной армии» Розалия Землячка была в 1921 году награждена высшим в то время орденом Красного Знамени и стала первой женщиной, удостоенной той награды.

Ведь будь у какой-нибудь очередной «землячки» в тогдашнем Верхоленском уезде полномочия на уничтожение стольких же соотечественников, как в Крыму, и теми же по-большевистски ударными темпами, уезд превратился бы за три месяца в безжизненную пустыню. И население Качугского района составляло бы сегодня не нынешнюю всего лишь четверть от загубленного Розалией Землячкой числа крымчан, а его не стало бы вовсе. Между тем, прах верной и видной большевички Розалии Самойловны Землячки, обожествлявшей Ленина, все еще покоится с почетом в стене московского Кремля.

А вот победи в войне с большевиками Адриан Григорьевич Черепанов со своими последователями, он не только был бы высоко ценим в здешних краях, как, скажем, Чапаев в СССР, но и не было повода называть его малую Родину «краем заброшенных деревень», а большую – «Верхней Вольтой с ракетами». Однако он оказался всего лишь одним из очень немногих, кто осмелился в 1918–1922 годах драться на верхнеленской земле за правду. Другие же бездеятельно наблюдали. И потому тогда победило зло.

Но борьба и жертвы Адриана Григорьевича Черепанова с соратниками вовсе не оказались напрасны. Они проредили гряду самых рьяных и потому наиболее опасных для жителей Верхнеленья и всей иркутской земли большевиков. К тому же вооруженные крестьянские восстания в Сибири и по всей стране заставили советскую власть смягчить свою политику и не загубить в начале 1920-х годов частное крестьянское хозяйство окончательно. А это спасло от голодной смерти миллионы россиян.

Загубленная Иока, она же – Анна

Не сумев дотянуться до Адриана Григорьевича Черепанова, советская власть расправилась с его дочерью. Об этом я узнал, когда проверил верность одной своей догадки. А она возникла из приведенного в списке «Жертвы политического террора в СССР» перечня незаконно репрессированных под фамилией Черепановы (таковых по всей стране оказалось больше тысячи). И среди них со ссылкой на «Книгу памяти Республики Карелия» приведена Иока Андриановна Асида-Черепанова. Она родилась в 1893 году в селе Картухай, беспартийная, заключенная, врач, жена секретаря японского консульства; проживала: Карельская АССР, Медвежьегорский район, Беломорско-Балтийский канал; арестована 20 сентября 1937 года, обвинена по статье 58-6 УК РСФСР и приговорена 20 сентября 1937 года Тройкой при НКВД Карельской АССР к расстрелу; расстреляна 1 октября 1937 года, место захоронения – окрестности города Кемь[352]. А на интернет-портале санкт-петербургского Центра «Возвращенные имена» об Иоке Асида-Черепановой говорится еще и как о ранее проживавшей в Ленинграде на набережной реки Фонтанки главвраче 3-го пункта охраны здоровья детей и подростков.

Оказывается, ее первый арест состоялся 9 декабря 1933 года с осуждением Тройкой полномочного представительства Объединенного государственного политического управления в Ленинградском военном округе на пять лет исправительно-трудовых лагерей по той же статье 58-6 «Шпионаж, то есть передача, похищение или собирание с целью передачи информации, являющихся государственной тайной…».

Судя по ее отчеству, году и месту рождения, Иока Андриановна вполне могла статься рожденной 22 января 1893 года Анной, дочерью Адриана Григорьевича Черепанова, организовавшего в Верхоленском уезде антисоветский мятеж. Так и вышло: управления Федеральной службы безопасности Российской Федерации по г. Санкт-Петербургу и Республике Карелия, Верховный суд Республики Карелия мою догадку подтвердили, любезно предоставив копии анкеты, протокола допроса арестованной Иоки Андриановны Асида-Черепановой и судебного постановления о ее реабилитации.

Она действительно была медиком: закончила в 1919 году Харьковский медицинский институт по специальности врач-гинеколог и физиотерапевт. Действительно имела постоянное место жительства в Ленинграде на Фонтанке и еще одно – на проспекте 25-го Октября. Действительно была назначена главврачом, но непосредственно накануне, за полмесяца до ареста. И муж у нее был, однако не японского подданства, а вполне себе советского – Алексей Тимофеевич Васильев. Позднее я нашел и его имя-отчество среди незаконно репрессированных, но не тех почти восьми тысяч Васильевых, что приведены в списке «Жертвы политического террора в СССР», а у Центра «Возвращенные имена». Он – 1902 года рождения из г. Демянска Новгородской губернии, член ВКП(б) в 1924–1933 годах, юрисконсульт треста столовых Дзержинского района г. Ленинграда был арестован 14 февраля 1938 года и по приговору Особой тройки Управления НКВД по Ленинградскому округу, по статье 58-6 УК РСФСР расстрелян в Ленинграде 17 октября того же года.

При заполнении анкеты арестованного и в ходе состоявшегося 10 декабря 1933 года допроса по уголовному делу за № П-47534 Иока Андриановна перечислила среди близких двоих своих сестер, занизив возраст каждой из них на три года. Причем, ту, что постарше, она назвала Инной под фамилией