— Не бойтесь, — сказал он, хотя никаких признаков страха я вроде бы не проявлял. — В эту часть здания никто из пациентов не пройдет.

— А где находятся пациенты? — спросил я.

Он кивнул в направлении противоположного конца коридора. Там располагалось нечто вроде комнаты наблюдения. За ней, за толстым прозрачным стеклом, находились две большие, чистые, ничем не примечательные, но хорошо просматриваемые палаты. По ним бродили несколько человек — психопаты. Они ели шоколад и любовались живописным холмистым пейзажем, расстилавшимся за окнами. Где-то там, за заснеженными пространствами, находились Виндзорский замок и ипподром Аскот.

Час тянулся долго. То и дело заходили медбратья, медсестры и охранники, которые здоровались и спрашивали, кто я такой. Я отвечал, что друг Тони.

— О, Тони! — воскликнул один медбрат. — Я знаю Тони.

— И что вы о нем думаете? — спросил я.

— У меня есть своя очень четкая и определенная точка зрения относительно него, — ответил он. — Но высказывать ее вам мне бы не хотелось.

— Ваша точка зрения относительно Тони определенно положительная или определенно отрицательная? — спросил я.

Он бросил на меня многозначительный взгляд, в котором ясно читалось: «Я вам ничего не скажу».

Прошло еще какое-то время. Теперь нас в коридоре было четверо: я, медбрат и два охранника. Все молчали.

— Для меня большая честь — посетить ваше учреждение, — сказал я, нарушив молчание.

— В самом деле? — хором произнесли все трое, с удивлением посмотрев на меня.

— Ну… — пробормотал я, — это, конечно, несколько странно… но ведь посторонних, как правило, сюда не пускают.

— У нас есть несколько свободных мест, если желаете, — заметил медбрат.

Внезапно все пришло в движение. Какие-то люди входили и выходили — адвокаты, медперсонал, психиатры, судейские работники, охранники, — торопливо проходили мимо, некоторые отходили в сторону и вели приглушенные и, по-видимому, очень важные разговоры, кто-то второпях звонил кому-то по телефону — и исчезал в специальных помещениях.

— Здесь всегда такая суета? — спросил я у охранника.

— Нет, совсем наоборот, — ответил тот. Казалось, происходящее его тоже удивляет. Он сидел, вытянувшись, на своем стуле. — Как-то все необычно. Что-то, наверное, случилось.

— Это связано с Тони?

— Не знаю, — отозвался он, потом встал. Его взгляд растерянно метался по коридору. Однако никто, по всей вероятности, не собирался обращаться к нему за помощью в том серьезном деле, которое разворачивалось вокруг, и потому охраннику ничего не оставалось, как вновь тяжело опуститься на стул.

Рядом со мной остановился какой-то человек и представился:

— Энтони Мейден, лечащий врач Тони.

— О, здравствуйте, — сказал я. Мы уже два года переписывались с ним по электронной почте, но лично еще ни разу не встречались.

Энтони Мейден был главным врачом отделения тяжелых и общественно опасных личностных расстройств. Он выглядел моложе, чем я его представлял, немного неряшливее — и в целом приятнее.

— У нас сегодня суматошное утро, — заметил он.

— Из-за Тони? — спросил я.

— Все, возможно, прояснится или не прояснится через какое-то время, — ответил он. Потом быстрым шагом проследовал дальше.

— Эй, — окликнул я врача. — Тони хочет, чтобы я в своей книге назвал его настоящим именем.

Мейден остановился.

— А, — сказал он.

— Но что, если когда-нибудь в будущем он все-таки выйдет из больницы, — предположил я, — и его работодатель прочитает мою книгу? Не повредит ли это Тони? Что будет, если все узнают, что он провел полжизни в отделении тяжелых и общественно опасных личностных расстройств в Бродмуре?

— Да, конечно, — отозвался Мейден.

Я понизил голос:

— И еще меня беспокоит вот что: вдруг он хочет, чтобы я назвал его в своей книге настоящим именем из-за пункта «2» в опроснике Хейра — «Преувеличенное чувство собственной значимости»?

Мейден просиял. Он как будто хотел сказать: «Вот видите, вы и сами все прекрасно поняли».

— Совершенно верно! — произнес он вслух.

Рядом со мной остановился элегантного вида пожилой мужчина в твидовом костюме и галстуке-бабочке.

— Кто вы такой? — спросил он меня.

— Журналист, — ответил я. — Пишу о Тони.

— О, это весьма интересный случай! — воскликнул он. — А я — член комиссии.

— Я тоже думаю, что он — очень интересный случай, — согласился я. — Профессора Мейдена всегда удивляло, почему мне захотелось написать именно о Тони, а не, скажем, о «стоквеллском душителе» или о ком-либо еще. Но, согласитесь, Тони очень интересен. — Я сделал паузу, а затем добавил: — Он очень двойственный!

Член комиссии взглянул на меня. Его лицо внезапно омрачилось.

— Вы случаем не сайентолог? — спросил он.

Члены «антипсихиатрической лиги» часто появлялись на заседаниях таких комиссий.

— Нет! — со всей решительностью воскликнул я. — Нет-нет-нет! Нет, нет! Ни в коем случае! Ни при каких обстоятельствах. Но именно сайентологи и познакомили меня с Бродмуром. И, насколько мне известно, один из них должен вот-вот тут появиться. Некто по имени Брайан.

— Сайентологи — довольно забавные создания, — заметил член комиссии.

— Да, наверное, — согласился я. — Но мне они очень помогли — и, знаете ли, не предъявляли никаких безумных требований. Просто очень милые и отзывчивые люди, ничего не требующие взамен. Я тоже удивлен. Но что тут можно сказать? — Я пожал плечами. — Это правда.

(Если уж быть совсем объективным, недавно они все-таки попросили меня кое о чем. На Би-би-си планировали демонстрацию документального фильма, где содержались нападки на них, и я получил электронное письмо от сайентологов с просьбой принять участие в ответной программе и рассказать, как много они сделали для меня за два года нашего знакомства. Я вежливо отклонил просьбу. Больше они ко мне не обращались.)

Появился запыхавшийся и раскрасневшийся Брайан.

— Я что-нибудь пропустил? — спросил он.

— Только какую-то загадочную суету, — ответил я. — Что-то происходит, но никто не желает объяснить, что именно.

— Гм-м, — пробормотал Брайан, прищурившись и подозрительно оглядевшись по сторонам.

Внезапно в нашем поле зрения появилось яркое пятно — рубашка темно-малинового цвета — и послышался громкий лязг.

— Ого! — воскликнул охранник. — Вот он идет!

Тони очень изменился. При нашей первой встрече волосы у него были короткие и жесткие. Теперь они были длинными и гладкими. Кроме того, он заметно поправился. И передвигался с помощью металлических костылей.