– С ним все в порядке. Не обращай внимания.

– Какого рода вопросы? – осведомился Одноглазый.

– До сих пор в Отряде не было серьезных проблем со здоровьем. Но там, наверху, холера и тиф, не говоря уже о старой доброй свистухе – она лютует вовсю. У нас никто не болен?

Гоблин что-то пробурчал.

– Варвар, – захихикал Одноглазый, – мы все в добром здравии, так как следуем правилам, установленным Костоправом, как религиозным заветам. Но долго продолжаться это не может – топливо на исходе. А тут еще эти нюень бао. Не любят они кипятить воду и мыться, а гадить предпочитают там, где живут.

– Я слышал, наверху уже несколько дней плохая погода. Удалось набрать дождевой воды?

– Нам одним хватило бы с избытком, – ответил Лофтус. – Но теперь здесь нюень бао, так что в колодцы не попало ни капли.

– Этого-то я и боялся. Следующий вопрос: топливо. Ребята, кто знает способ готовить рис или фасоль без огня, но так, чтобы получалось съедобно?

Никто не знал такого способа.

– Разве что вымачивать подольше, – предложил Лонгинус. – Моя мать так делала.

– Проклятье. Я хочу пережить осаду вместе со всеми. Но как это сделать?

При этих словах Гоблин слегка усмехнулся, словно у него уже имелась прекрасная идея. Они с Одноглазым переглянулись.

– Парни, у вас что-то есть?

– Пока нет, – ответил Гоблин. – Надо бы проверить кое-что.

– Так что же вы тянете?

– После совета. Нам нужна твоя помощь.

– Чудесно. Замечательно. Может кто-нибудь сказать, что в городе слышно о нашем исчезновении?

Крутой кашлянул, прочищая глотку. Обычно он говорит мало, поэтому все сразу смолкли.

– Я бываю на наблюдательных постах, слушаю разговоры. Похоже, исчезновение нашу репутацию не улучшило. Да и вряд ли нам удалось кого-нибудь обмануть. Судачат об Отряде немного, но никто не считает, что мы просто ушли. Думают, что мы сумели выкопать глубокую нору, натаскать в нее вина, баб и жратвы, а после скрылись туда сами. И назад не вернемся, пока все они тут не передохнут.

– Ребята, я уж, как мог, старался насчет вина, баб и жратвы… Но получилась только нора, сами видите.

– Вода убывает, – откуда-то из темноты сообщил Масло.

– Что?

– Верно, Мурген. Уже на пять футов ниже.

– Неужели из-за затопления города такая разница? Нет? Тогда с чего бы ей убывать?

Гоблин с Одноглазым обменялись значительными взглядами.

– Что у вас? – спросил я. – Выкладывайте!

– После проверки.

– Ладно. Что до остальных… О наших трудностях вам известно. Подумайте, как от них избавиться.

– Ну, говорите, – обратился я к колдунам.

– Мы полагаем, – начал Гоблин, – с тобой что-то проделали. Там. – Он мотнул головой в сторону холмов.

– Что за шутки? Я…

– Никаких шуток. Тебя не было долго, и ты изменился. Сколько припадков случилось после возвращения?

Я честно ответил:

– Только один, когда меня похитили. И то не могу утверждать, что это был припадок. Я ничего не помню. Пил чай с Глашатаем – а потом очухался на улице, где вы меня нашли. Что-то такое с запахом дыма да еще дверь, шагнув в которую я оказался вовсе не там, куда шел… Еще смутно помню, как что-то думал про обитель боли.

– То есть тебя пытали.

– Это точно.

Синяки и ссадины до сих пор не сошли. Хотя я совершенно не помнил, о чем меня допрашивали – если и был допрос. Я подозревал, что ко всему этому приложили руку приятели Синдху. Как и к покушению на Могабу.

Если это правда, то жизнь им сделается не в радость, когда их разыщет Черный Отряд.

– Мы наблюдали за тобой, – сказал Гоблин. – Временами ты ведешь себя очень странно. Короче, хотим тебя усыпить – может, доберемся до той части твоего сознания, которая бодрствовала, когда все происходило.

– Я же ничем не смогу помочь.

– И не надо. Только не мешай.

– Вы уверены, что нужно это делать?

– Уверены, – ответил Гоблин.

Судя по голосу, это было далеко не так.

Проснулся я на своем тюфяке, ничуть не отдохнувшим. Кто-то касался моего лица холодной мокрой тряпицей. Я открыл глаза. В свете тощей свечи Сари была еще прекраснее, чем обычно. Прекраснее, чем можно вообразить. Это она отирала мне лицо.

Снова трещала голова, точно с похмелья. Что со мной сотворили колдуны? Получил ли я хотя бы удовольствие, за которым обычно следуют подобные боли?

Разревелся То Тан. Он спал в корзине под моим письменным столом, укутанный в зловонное тряпье. Я, дотянувшись, взял его за руку. Он прекратил плач, ощутив человеческое прикосновение, и больше не взывал к матери.

Я поднял другую руку и нащупал ладонь Сари. Она мягко отняла ее. Сари так и не сказала ни слова. Я даже ни разу не слышал, чтобы она разговаривала с детьми.

Я огляделся. Тай Дэй отсутствовал. Странно; мне думалось, я скорее от собственной тени избавлюсь. Тай Дэй всегда был рядом, даже в темноте.

Я приподнялся, пытаясь сесть, но Сари удержала легким прикосновением пальцев. Я был слишком слаб, чтобы чем-то заниматься. А уж голова, казалось, распухла вдвое против прежнего, стоило ей приподняться на фут.

Сари подала деревянную плошку с чем-то пахнущим столь едко, что у меня заслезились глаза. Наверное, какое-то снадобье с родных болот нюень бао. Я выпил. Вкус еще ужасней, чем запах.

Сари продолжала отирать мое лицо. Меня затрясло. Боль исчезла. Тело расслабилось, вернулись силы, даже настроение улучшилось. Надо же, сильное средство. Наверное, этот напиток специально делается таким мерзким на вкус и запах, иначе люди хлестали бы его без меры.

Мы долго смотрели друг на друга, ничего не говоря, но одновременно достигая решения, которого наши разумы не сумели тогда распознать. На миг перед моим мысленным взором появилась Хонь Трэй. Старуха смотрела предостерегающе и улыбалась.

В этот раз я тоже улыбнулся. И попробовал усесться на тюфяке. Получилось.

– Ладно, мне пора.

Сари покачала головой и вытащила из корзины под столом То Тана. Мальчик давно нуждался в перемене пеленок.

Сари слегка дернула меня за палец.

– Да я лет двадцать этим не занимался.

С тех самых пор, как еще пацаном пеленал младших братишек и сестренок.

– Кончай визжать, хрюшка. Пора бы уж привыкнуть к солдатской жизни.

То Тан взглянул на меня большими серьезными глазами. Слов он, конечно, не понимал, однако тон уловил.