Мы взяли с собой шатры, которыми нюень бао пользовались в паломничестве. В шатры были завернуты одеяла, чтобы не промокли.

– Кто-нибудь, нанесите хвороста и разведите костры!

В такую погоду это, пожалуй, проще приказать, чем выполнить.

– Бубба-До! Бери людей, сооружайте ограду. А ты… Джоро? Так тебя звать, сержант? – То был один из таглиосцев. – Организуй охрану. Давай-давай! Откуда нам знать, что здесь нет тех, кто желает нашей смерти?

Ну, в такой холод и мокреть, да если еще и с ног валишься от усталости, смерть не очень-то и страшна.

Сам я был вымотан до предела, но заставлял себя подавать людям пример. Сари помогала мне, не отставая ни на шаг. Пока я расхаживал и орал, мы по очереди приглядывали за малышом. Я был точь-в-точь как знаменитый исторический громила Хромбак Грозный, что командовал своими ордами, держа на руках вонючего младенца.

То Тан хороший мальчик, но и ему надо менять пеленки.

Вскоре все были пристроены к делу. Но вот наконец палатки поставлены, хворост принесен, огонь добыт – можно варить рис. Вода дождевая, ее собрали при помощи нескольких шатров. К этому времени все успели вымокнуть до нитки.

Мы даже отослали несколько вязанок хвороста в город с возвращающимися плотами. Пусть и друзья себе чего-нибудь приготовят.

Мы так долго жили в условиях поистине чудовищных, что еще одна тяжелая ночь никого не вогнала в тоску. К тому же у нас была какая-никакая крыша над головой, убогая еда и скудное тепло. Затем начался рассвет, а дождь почти прекратился. Мы с Сари и То Таном заползли в шатер и закутались в одеяла. В кои-то веки я был почти счастлив.

Этот То Тан замечательный мальчишка. Почти все время молчит, как и Сари, но, если ему что-нибудь нужно, может закатить страшный скандал. Впрочем, когда мы устраивались в шатре, он даже не проснулся. Впервые за прошедшую неделю его животик был полон.

И мой тоже.

Мне удалось прекрасно проспать аж четыре часа, пока не пришла беда.

Поначалу она носила облик Кы Готы. Я не видел эту мегеру с того дня, как дядюшка Дой уговорил ее переселиться из моей комнаты. И, надо сказать, соскучиться не успел.

По причине сна я пропустил тот момент, когда она отбросила полог шатра. А когда проснулся, она уже плевалась и тараторила на нюень бао и жутко исковерканном таглиосском. Разбуженная Сари сидела среди одеял с раскрытым ртом и со слезами на глазах.

То Тан заплакал.

Слезы ребенка проняли даже Кы Готу. Несмотря на злобный характер, она была доброй бабушкой. В душе. В самой ее глубине. Она заговорила с малышом. Ласково!

Тут подоспел Рыжий Руди:

– Мурген! Может, ее назад в озеро закинуть?

– Что?

– Она только что выбралась из воды. Сказала, кто-то пытался ее убить. Наверное, с плота спихнули. Сдается мне, сама напросилась.

– Наверное, так и есть. – (Сари удивленно уставилась на меня, даже слезы высохли.) – Однако неладно выйдет – ведь почти родня.

– Э-эх… – Рыжий Руди удалился, покачивая головой.

Раздраженная, Сари принялась что-то объяснять матери на языке жестов. То Тан, разглядывая бабушку, усердно сосал большой палец. Я глубоко вздохнул и шепнул ему:

– Иди к своей нана. Покажи, как умеешь ходить.

Он, конечно, не понял меня, зато Кы Гота поняла и протянула к нему руки.

Насколько я могу судить, То Тан – единственное существо на всем белом свете, питающее к Кы Готе добрые чувства. Он заковылял к ней, и бабушка мигом забыла о сырости, холоде и своих хворях.

Сари сердито взглянула на меня. Я пожал плечами и ухмыльнулся:

– Ему снова надо менять пеленки.

Рыжий Руди нашел меня, когда я наблюдал за городом. Над нашими кварталами клубился дым.

– Мурген, Бубба-До только что захватил чужой патруль! Говорит, эти люди знают о нашем присутствии. Подбирались к лагерю. С ними этот тип, Лебедь.

– Значит, Одноглазый прав. Кого-нибудь ранили?

– Пока нет.

– Хорошо. Прекрасно. Лагерь они успели обнаружить?

Нюень бао довольно неплохо замаскировали наш плацдарм. Со стороны он, конечно, заметен, но сколько тут народу, не определить.

– Думаю, заметили только дым. Нападение Буббы-До их жутко удивило.

– Они видели Буббу-До?

– Да.

– Плохо. Ну, может, не разглядели. Ладно, не все ошибки можно исправить. Оставайся здесь.

Я вернулся к Сари и ее матери.

Завидев меня, Кы Гота встала с перекошенной физиономией.

– Цыц! – рыкнул я, не дав ей рта раскрыть. – У нас неприятности. Кто может говорить от лица нюень бао?

Я просто не знал, к кому еще обратиться с этим вопросом.

Старуха усадила ребенка на землю, выпрямилась и сощурила подслеповатые глазки.

– Там Дак! – крикнула она.

На зов обернулся дряхлый старик. Несмотря на возраст, он тащил к костру громадную вязанку хвороста. Кы Гота властно поманила его пальцем. Старик заспешил к нам, приволакивая ноги.

Я поднялся ему навстречу:

– Доброго здоровья, дедушка! Я тот, с кем решал дела Глашатай. – Говорить я старался погромче и помедленнее.

– Я пока не глух, мальчишка. И не слеп.

Его таглиосский оказался ничуть не лучше моего.

– Замечательно. Тогда к делу. Нас обнаружили. Мы не можем знать, каково отношение этих солдат к вашему народу. Если они в дурном настроении, я мало чем смогу вам помочь. Ваши воины хаживали в разведку. Вы можете скрыться?

Он взирал на меня секунд двенадцать. Я не отводил глаз. Сари подошла и стала рядом со мной. Позади, играя с бабушкой, заливался смехом То Тан. Старик перевел взгляд на Сари. На какое-то мгновение он, казалось, заглянул в прошлое – и вздрогнул. Его лицо сделалось уж совсем непроницаемым.

– Можем.

– Отлично. Вот и прячьтесь, пока я там не разберусь. – Я ткнул большим пальцем за спину, в сторону холмов. – Я оповещу Доя, он найдет вас.

Там Дак продолжал мерить меня холодным взглядом. Нет, вовсе не враждебным – непонимающим. Я вел себя не так, как полагается нормальному чужаку.

– Удачи. – Я повернулся к Рыжему Руди. – Вот какие дела: нюень бао надо спешить, а я пойду с Лебедем. Пошатаюсь по его лагерю, погляжу, что к чему. Присмотри, чтобы нюень бао скрылись, а потом сделай вид, что лагерь подготовлен к прибытию наших.

Старик вслушивался в каждое слово.

– Если кто спросит, – продолжал я, – этих людей здесь никогда не было.

– Но…