Я по очереди отрываю пальцы от его горла и отпускаю металлическую оболочку человека.

– Ты… ты… что ты натворила?

Перевожу взгляд на Риссу, которая, остолбенев, сидит на кровати и с ужасом взирает на эту сцену. Она смотрит то на меня, то на золотую статую капитана Фейна, словно не уверена, кто из нас представляет бо́льшую угрозу. Она шумно дышит, но я не знаю, то ли от того, что я сделала, то ли от того, что она пережила с капитаном, то ли она просто в шоке.

– Ты в порядке? – спрашиваю я.

Она лишь смотрит на меня, открыв рот. Ее волосы растрепаны, а на щеках высохшие дорожки слез.

У меня начинает кружиться голова, по вискам разливается боль, в теле вдруг ощущается подступающая тяжесть. Я тру лоб, словно могу унять приближающуюся головную боль. Такое чувство, будто из меня вытекли все силы, как сок из дерева.

Я указываю на мертвого капитана.

– Таким он стал гораздо лучше, не находишь? Говорить не может, ходить тоже… – Я опускаю взгляд на его член, который еще стоит по стойке «смирно», и задумчиво надуваю губы. – Если хочешь, можем отломать эту штуковину молотком.

Она издает сдавленный всхлип, словно хочет закричать, зарыдать или засмеяться. Может, все три действа разом.

Сорвав с шеи ремень, Рисса потирает красные отметины, покрывающие ее кожу, а потом неуверенно поднимается на ноги и показывает пальцем на капитана.

– Как тебе это удалось, Аурен?

– Эм…

Не стесняясь своей наготы, Рисса подходит к капитану и обходит его по кругу, протянув к груди дрожащую руку. Сжимает ее в кулак и стучит, а потом отдергивает.

– О Великие Боги, он и правда из чистого золота, – изумленно шепчет Рисса. Она поднимает на меня взволнованный взгляд. – И он… мертв?

– О да, – заверяю ее я. – Еще как мертв.

Тяжко выдохнув, она дрожит всем телом.

– Но царь Мидас…

Ее слова обрываются и падают к нашим ногам, но я не подбираю их. Я и так слишком много раскрыла. Не могу объяснить, как у меня и Мидаса это происходит. Не могу поделиться, она и так теперь знает слишком много.

Рисса переминается с ноги на ногу, и деревянные половицы издают зловещий скрип. Мы обе застываем и смотрим вниз, на пол, который прогибается под весом капитана.

Я морщусь.

– Это… это, наверное, не есть хорошо, – признаюсь я.

Она сердито на меня смотрит:

– Думаешь?

Если капитан сломает пол, грохот будет невероятный. А если раздастся грохот, прибегут пираты. А я не могу этого допустить, потому что не могу позволить, чтобы кто-нибудь увидел, что я натворила. И без того плохо, что я сделала это на глазах у Риссы. Но если узнают пираты… от этой мысли я содрогаюсь.

– Рисса, – произношу я, заставляя ее посмотреть на меня. – Тебе нельзя об этом рассказывать. Никому и никогда, – подчеркиваю я, на лице суровое выражение, тон не подразумевает возражений. – Ты должна сохранить случившееся в тайне. Пожалуйста.

Я вижу, как Рисса размышляет над моей просьбой, и хотела бы знать, какие мысли вертятся у нее в голове.

– Ты велела ему перестать причинять мне боль.

Я осторожно киваю:

– Да.

На мгновение она внимательно меня разглядывает.

– Когда ты пыталась мне помочь в последний раз, то швырнула в голову книгу.

Я легонько съеживаюсь.

– Я немного импульсивна.

Она смотрит на капитана.

– Это точно.

Беспокойство грызет меня до костей, как голодная дворняга, в каюте воцаряется тишина. Я, конечно, попыталась выступить против капитана, но она и так уже настрадалась. Даже со всем, что случилось за сегодняшний вечер, не уверена, что снискала от нее мало-мальскую преданность.

Но наконец Рисса кивает:

– Хорошо.

Пока это «хорошо» – все, что у меня есть.

Я выдыхаю, трясу руками, прогоняя дрожь и пытаясь избавиться от болезненной усталости и нахлынувшей тревоги.

– Хорошо. У нас не так много времени до возвращения командира. Нельзя, чтобы кто-нибудь это увидел.

Рисса бросает на меня раздраженный взгляд.

– И как, черт возьми, нам его спрятать?

Я кусаю губу и оглядываю комнату, молясь Всевышним Богам, чтобы не погнулись половицы. Но не могу же я попросту накинуть на него одеяло или запихнуть под кровать! Красные бандиты заметят, если их капитан не выйдет из каюты.

Взгляд падает на стоящий возле стола сундук с золотыми монетами, и в голове тут же вспыхивает идея.

– Есть вариант, – говорю я Риссе. – Одевайся.

Рисса тут же начинает действовать и забирает с кровати платье, а я подхожу к открытому шкафу капитана и вынимаю пару оставленных на полу толстых перчаток. Как только надеваю их на руки, белая кожа меняет цвет, будто ее окунули в чан с золотом.

Поскольку капитан порвал мое платье, я срываю с крючка возле головы короткое коричневое пальто. В отличие от белой кожи и меха, которые превалируют в его гардеробе, на спине пальто и на рукавах большие коричневые перья.

Оно легкое, но на удивление теплое, а пух добавляет еще один согревающий слой. Сзади пальто довольно короткое и не наносит вреда моим лентам, а когда застегиваю спереди пуговицы, придерживает лиф.

Одевшись, Рисса оглядывается.

– Хорошо. Что теперь будем делать?

Я перевожу взгляд с капитана на окна за его спиной. Рисса следит за моим взглядом и качает головой.

– Это невозможно.

– Это наша единственная возможность, – возражаю я. – Нельзя, чтобы его обнаружили в таком виде. Ни при каких обстоятельствах.

Она выдыхает, словно хочет еще немного поспорить, но довольствуется малым и просто что-то бурчит себе под нос. Затем убирает волосы с лица, завязав их, а я тем временем подхожу к кровати и срываю простыни.

Положа руку на сердце, замечу, что Рисса, скорее всего, права в том, что мой план невозможен, но это наш единственный шанс. Мне чертовски повезло, что капитан стоит возле окна, иначе можно было бы и не надеяться. Но даже так слишком высока вероятность, что я не смогу выпихнуть этого ублюдка из окна.

Но я должна попробовать.

Мы с Риссой вдвоем двигаемся как можно быстрее, зная, что время на исходе. Обвязываем петлей две простыни вокруг шеи капитана, а остальное используем как веревку.

Закрепив простыню, я бросаюсь к окну и распахиваю его, благодаря Богов за то, что оно так легко открылось. Теперь в комнату врывается холодный ветер, и на пол падают мягкие снежные хлопья.

Чувствую, как Рисса втайне на меня поглядывает. Знаю, что ее переполняет любопытство, но не могу допустить, чтобы она озвучила вслух свои вопросы. Да и времени у нас все равно нет.