…Сводная бригада бывших дипломатов и фирмы «Наш уголь» закончила погрузку оружия только к вечеру. Моховой то и дело поторапливал эту команду, звоня по внутреннему телефону из своего кабинета, откуда вместе с ним всей операцией руководил непосредственно Кокошин. Он время от времени сам спускался в пещеру, проверял, как уложен груз в трейлерах, и по его требованию ящики с боеприпасами передвигали дважды. «Береженого Бог бережет, – объяснил Кокошин эти свои предосторожности Моховому. – Самое страшное – это самопроизвольная детонация при транспортировке такого количества оружия. Не ровен час рванет, костей не соберешь».

Во время погрузки Ващенко прослушивал все разговоры в кабинете Мохового с помощью своего «жучка», и это помогло ему узнать точное время выхода трейлеров на шоссе А-13. Перед самым выездом он связался с Бартлетом и передал ему, что приступает к выполнению второй части своего задания. Бартлет тут же ответил, сообщив, что после гибели Беркхема и Блэкберд ему следует соблюдать еще большую осторожность, так как местная полиция подозревает, что у Беркхема был двойник. Что касается Блэкберд, то примите мое сочувствие, ее убили Забойщик вместе с Чистильщиком. «Наверняка будут охотиться и за вами, Джонсон. Поэтому не отключайте связь. Я должен знать, где вы», – завершил свое послание Бартлет.

Бартлет лукавил. Он точно знал, где находится Джонсон. В его «Мерседесе» был маяк, который могли отключить только в технической лаборатории МИ-6. Единственное, чего не мог Бартлет, так это заставить Джонсона говорить с собой, когда он отключал связь. Маяк передал ему информацию о том, что «Мерседес» Джонсона находится на берегу Сены у небольшой пристани, напротив «Русского замка». Это точно укладывалось в первоначальный план второй стадии операции. В соответствии с этим планом и «Мерседес» сменил номер и окраску – теперь он был уже не белый, а темно-синий.

Было около 10 часов вечера, когда из ворот фермы, приютившейся у подножия скалы, на которой стояла «Мандрагора», вышли два трейлера «Рено Магнум». Моховой учел ошибку с предыдущим транспортом и зафрахтовал трейлеры на имя несуществующей фирмы через посредника, у которого шоферы из торгпредства получили по доверенности и машины, и все необходимые документы. Как только они повернули к выходу на А-13, Ващенко вывел свой «Мерседес» на набережную и, переехав мост через Сену, остановился на парковке у кафедрального собора Манга. Долго ждать ему не пришлось. Едва к собору подъехал первый трейлер, он выехал со стоянки и пристроился в хвост ко второму «Магнуму».

Бросс настолько закрутился со следствием по свалившимся на него убийствам, что не сразу и вспомнил эту историю с фильмом по московскому телевидению, о которой рассказал ему Готье. Но старый разведчик ничего не забывал и вместе с Бартлетом привез в Манг копию русской киноленты с подстрочником на французском. Бросс поднял свой архив и нашел в деле об убийстве ювелира снимок перстня со свастикой. Сходство было, хотя судить по черно-белому снимку об оригинале всегда нелегко. Как только Бартлет и Готье отбыли в Париж, Бросс созвонился с Морисом де Брианом и приехал к нему на виллу вместе с копией фильма. Оказалось, что Морис фильм видел, но пока еще не решил окончательно, как ему на все это реагировать.

– Я бы тоже не хотел бы на данном этапе, – сказал Бросс, – реагировать на это официально и начинать новое расследование, поэтому приехал к вам как бы в частном порядке, чтобы самому понять, как в действительности обстоят дела с этим перстнем. Дело в том, что очень похожий перстень со свастикой похитили из лавки ювелира Дувара, убитого в Манге в 1991 году.

– Я ценю ваше доверие, господин комиссар, – ответил Морис. – Я мог бы сразу же после первого показа этого фильма подать в суд и на его авторов, и на показавший его русский телеканал.

Он достал из письменного стола старинный бархатный футляр, из которого извлек старинный золотой перстень, на котором вместо печатки с вензелем небольшими бриллиантами была выложена свастика.

– Вот этот перстень, который я показал русским во время своего интервью, – сказал Морис. – Я не стал объявлять на весь мир, в каком году он был сделан, а они по своему невежеству решили, что это перстень какого-то эсэсовца. Тут есть дата – 1842 год. – Он повернул перстень внутренней поверхностью к Броссу и подсветил его лучом криптонового фонарика. – Перстень был сделан примерно за сто лет до основания войск СС. Это достаточный повод, чтобы подать на русских иск за клевету. Но в их фильме есть и другие фальсификации, и ложь в адрес моего деда. Я пока думаю, как все это оформить. Иск должен быть в два адреса. Ведь один из авторов этого фильма – гражданин Франции, господин Сидорчук.

– А как к вам попал этот перстень? – спросил Бросс.

– Дед купил его незадолго до своей смерти в Швейцарии в одной ювелирной лавке в Женеве. Если я не ошибаюсь, это было в 1989 году. У меня есть все документы, которые это подтверждают.

Морис пообещал переслать Броссу копию дедовской купчей в комиссариат и заодно – фотографию перстня с выгравированной изнутри датой. Бросс поблагодарил, но все же попросил де Бриана ознакомить его c дедовскими документами немедленно.

– Иначе, как вы понимаете, – сказал он, – мне придется придавать делу официальный характер…

Морис все понял и через несколько минут принес и оригинал купчей, и две копии. Порывшись в письменном столе, он нашел и фотографию перстня, где была видна дата его изготовления.

– Приятно имеет дело с предусмотрительными людьми, – сказал Бросс.

– И мне приятно иметь дело с вами, комиссар. Среди ваших коллег, увы, не так много джентльменов.

– Согласен. Все зависит от обстоятельств, господин де Бриан, – ответил Бросс. – Одни становятся их рабами. Другим они помогают стать хозяевами положения. Самое трудное в нашей профессии – это способность оставаться беспристрастным. И если полицейский этим обладает, он может себе позволить быть джентльменом.

На прощанье комиссар попросил ознакомить его с копией иска к русскому телевидению, если таковой будет подан. Морис пообещал, что комиссар будет первым, кто ее получит.

Путь Ващенко предстоял долгий. Из Манга транспортная колонна «РУСАМКО» должна была пройти на Шартр, а оттуда – через Тур и Ниор идти на юго-запад к Бордо, к югу от которого авторут поворачивал на запад к заливу Аркашон. Выйдя на шоссе А-13, он включил специальный радар, который мог держать в пределах видимости преследуемую машину, даже если ее отделяли от его «Мерседеса» один или несколько автомобилей. Чтобы не уснуть за рулем, он включил запись последнего разговора Мохового с его подельниками, которую не успел прослушать.

– Завтра едем в Бордо поездом, – говорил Моховой, – а уже оттуда в Аркашон. За это время Радов все выгрузит у меня на вилле и обед приготовит. Ты даже не представляешь, Кокошин, какие в Аркашоне морские гады. Это столица устриц. Там чисто, песок, дюна в три километра защищает залив, никакой тебе нефти. Ты посмотри на устрицы из Бретани или Нормандии – по самому нежному краешку у них идет черная канва. Это нефть. Года не проходит, чтобы там не затонул какой-нибудь танкер. Вкус уже, конечно, не тот, как там фермеры ни стараются спасти свои устричные плантации.