– Только папе не говори, – просит Фэй.

Мама кивает.

– А если такое случится в Чикаго? Что ты будешь делать?

Мама сжимает ее ладонь и уходит за новым полотенцем. Фэй думает о Генри. “Теперь у нас есть секрет”, – ликует она.

3

Фэй не всегда страдала от этих приступов. Когда-то она была обычным ребенком: здоровым, общительным. Но однажды все переменилось.

Это случилось в тот день, когда она узнала о домовых.

1958 год, конец лета, барбекю, на западе гаснет багровый закат, летают комары, светлячки, дети играют в салки или наблюдают, как сгорает мошкара в жуткой ловушке для насекомых, мужчины и женщины курят в саду, пьют, опершись на столбы забора, а то и вовсе друг на друга, отец Фэй жарит на гриле сосиски и мясо для кучки соседей и коллег.

Придумала это его жена.

Потому что Фрэнк Андресен пользовался в городке странной славой: держался он холодно, всех сторонился, и его побаивались. Отчасти потому, что он был иностранцем, говорил с акцентом. Но в основном из-за того, что он всегда был сдержан, мрачен и замкнут. Соседи, завидев Фрэнка в саду за работой, спрашивали, как дела, а он в ответ молча махал рукой с таким видом, будто у него сломано ребро, но он об этом никому не говорит. Со временем от него отстали.

Жена настояла: надо позвать гостей, пусть люди тебя узнают, да и вообще – будет весело.

Вот и собрались на его заднем дворе все эти люди и болтали о какой-то спортивной команде, о которой Фрэнк понятия не имел, а потому стоял в сторонке и молча слушал. Он прожил в Штатах восемнадцать лет и все равно не понимал каких-то слов, в основном связанных со спортом. Он слушал, старался в нужные моменты правильно реагировать, поэтому отвлекся и сжег сосиски.

Фрэнк махнул Фэй, которая играла в салочки с двумя соседскими мальчишками, а когда она подошла, сказал:

– Иди в дом и принеси еще хот-догов.

Потом наклонился и прошептал:

– Снизу.

То бишь из бомбоубежища.

Безупречно чистое, ярко освещенное, полностью укомплектованное всем необходимым бомбоубежище, которое Фрэнк строил три лета. Работал он ночами, чтобы не увидели соседи. Уезжал и возвращался с полным багажником стройматериалов. Как-то ночью привез две тысячи гвоздей. Потом одиннадцать мешков цемента. У него была инструкция, в которой говорилось, что нужно делать. Он разливал цемент по пластмассовым формам: Фэй любила их трогать, потому что цемент был горячим, пока не затвердевал. Один-единственный раз, в самом начале работ, мама спросила его, к чему все это, зачем он строит бомбоубежище в подвале. Он впился в нее жуткими глубоко посаженными глазами и скроил такую мину – мол, не спрашивай. И ушел в машину.

Фэй сказала: да, папа, сейчас принесу, а когда он повернулся к ней спиной, подбежала к соседским мальчишкам и, поскольку ей было всего восемь лет и ей отчаянно хотелось им понравиться, выпалила: “Пошли, что покажу!” Разумеется, мальчишки согласились. Они втроем отправились в дом и спустились в подвал. Отец вырыл в полу подвала яму, так что бомбоубежище казалось подводной лодкой, выплывшей на поверхность земли. Прямоугольная бетонная коробка с укрепленными арматурой стенами, которые устояли бы, даже если бы на них рухнул весь дом. Фэй открыла дверцу с висячим замком – кодом была дата ее рождения – спустилась на четыре ступеньки и включила свет. Казалось, в подвал каким-то чудом перенесли целый ряд из продуктового магазина: помещение заливал яркий флуоресцентный свет, а вдоль стен выстроились консервные банки. Мальчишки только рты открыли.

– Что это? – спросил один.

– Наше бомбоубежище.

– Ух ты.

На полках теснились картонные коробки, деревянные ящики, стеклянные банки с завинчивающимися крышками, жестяные банки с консервами, все этикетками наружу: помидоры, фасоль, сухое молоко. У входа высилась пирамида из пятнадцатилитровых бутылей с водой. Радиоприемники, двухъярусные кровати, кислородные баллоны, аккумуляторы, в углу – штабель коробок с кукурузными хлопьями, телевизор, шнур от которого уходил в стену. На стене – рычаг с надписью “ВОЗДУХОЗАБОРНИК”. Мальчишки изумленно озирались. Ткнули пальцем в запертый деревянный шкафчик с дверцей из матового стекла и спросили, что там.

– Ружья, – ответила Фэй.

– А ключ есть?

– Не-а.

– Жаль.

Вернувшись наверх, очумевшие мальчишки принялись наперебой делиться впечатлениями:

– Пап! – завопили они, выбежав на двор. – Пап! Знаешь, что у них в подвале? Бомбоубежище!

Фрэнк бросил на Фэй такой суровый взгляд, что она не выдержала и отвернулась.

– Бомбоубежище? – удивился один из отцов. – Серьезно?

– Да какое там, – отмахнулся Фрэнк. – Так, обычная кладовка. Ну или винный погребок.

– Неправда! – воскликнул один из мальчишек. – Оно огромное! Бетонное! Там полно еды и ружей!

– Это правда?

– А мы построим бомбоубежище? – спросил другой мальчишка.

– Ты по проекту строил? – поинтересовался отец. – Или на глазок?

Фрэнк задумался, словно и не хотел отвечать на вопрос, но потом чуть смягчился, потупился и произнес:

– Я купил чертежи и сам все построил.

– Большое оно?

– Десять на четыре метра.

– И сколько народу туда помещается?

– Шесть человек.

– Отлично! Если русские сбросят на нас бомбу, мы знаем, куда идти.

– Смешно, – ответил Фрэнк.

Он стоял ко всем спиной и длинными металлическими щипцами переворачивал на гриле новую партию сосисок.

– Пойду принесу пива, – сказал один из отцов. – Слышали, дети? Мы все спасены.

– Ну уж нет, извини, – возразил Фрэнк.

– Перекантуемся там несколько недель. Как будто мы снова в армии.

– Не пойдет.

– Да ладно тебе. Неужели ты нас прогонишь?

– Мест нет.

– Там же шестеро поместятся. А вас только трое.

– Мы же не знаем, сколько придется там просидеть.

– Ты серьезно?

– Абсолютно.

– Да ты меня разыгрываешь. Ты же нас пустишь, правда? Ну, в смысле, если и правда бомбой по нам бахнут. Ты нас пустишь.

– Послушайте, – Фрэнк положил щипцы, обернулся и упер руки в боки. – Я пристрелю каждого, кто подойдет к этой двери. Поняли вы? Выстрелю прямо в голову.

Все умолкли. Фэй слышала лишь, как шипит на гриле мясо.

– Да ладно, чего ты, – сказал наконец отец одного из мальчишек. – Я же пошутил, Фрэнк. Успокойся.

Взял пиво и ушел в дом. А за ним Фэй и все остальные. Фрэнк остался во дворе один. В тот вечер она смотрела из темного окошка на втором этаже, как отец стоял во дворе над грилем, а мясо чернело и обугливалось.