за этим, было оргией кровопролития и грабежа в масштабах, которых испанское общество еще не знало. Тысячи евреев, в большинстве мужчины, были вырезаны, намного больше женщин и детей схвачены, чтобы быть проданными в рабство. Избежали этой судьбы только те евреи, которые поспешили заявить о своем согласии креститься, и они составляли явное большинство (возможно, не менее 20 тысяч)[430]. Они знали, что только крещение может спасти их от немедленной смерти, и, бросив свои дома и имущество, устремились толпой к церковным купелям. Вернувшись из церквей, они увидели, как мало осталось от их жилищ. Большинство домов были разграблены, а потом сожжены. Описывая погром, Суньига говорит, что худерия превратилась в пустырь[431].

Погромы в Севилье оправдали надежды Мартинеса, и они должны были соответствовать его дальнейшим планам. Амадор де лос Риос и другие историки назвали эффект, произведенный погромами, «заразой»[432] и «примером», который воспламенил фанатизм масс по всему архиепископству Севильи. Но эти утверждения справедливы лишь частично. Привычное поведение антисемитов архиепископства, живущих за пределами столичного города, не было сформировано севильской бурей. Будучи в течение долгого времени открытыми влиянию кампании Мартинеса, которая охватила все города и поселки епископата, все они были переполнены ненавистью к евреям, которая искала выхода в насилии. Но успех погромщиков в Севилье, как мы можем заключить, поощрил антисемитов пойти по их стопам. Отсюда ужасы столицы вскоре были повторены в провинциальных городах. Ал-кала-де-Гуадаира, Кармона и Эсиха (штаб-квартира Мартинеса) были среди мест, получивших сильный удар. Общины таких городов, как Санта-Олайя, Касалья и Фрехеналь, были фактически стерты с лица земли. Но неистовство антисемитизма скоро распространилось за пределы архиепископства, опустошив Кордову и соседние с ней города. Несомненно, погромы планировались теми же людьми, которые организовали атаку на еврейский квартал Севильи. Погромы должны были быть подготовлены одновременно.

Из писем, написанных в течение пяти месяцев евреями Севильи и Кордовы, мы узнаем, что Кордова упоминалась как главный объект подстрекательства Мартинеса[433]. Численность кордовской общины, стены ее квартала и мощный замок, так же как и силы короля и аристократии, которые евреи могли бы мобилизовать в свою защиту, были факторами, которые агрессоры должны были принять во внимание, если они хотели, чтобы их атака удалась. Планирование и организация столь сложной операции требует, таким образом, больше нескольких дней. Отсюда можно понять, что беспорядки в обоих городах были подготовлены более или менее одновременно.

«Всеобщая хроника» объединяет рассказ о том, что произошло в Кордове, с определенными событиями, имевшими место в Хересе. «В обоих этих городах, — говорит хроника, — menudos (т. е. «маленькие люди») восстали против грандов, вышвырнули их из города и назначили вместо них других чиновников»[434]. Это важное свидетельство, которого нет ни в одном другом источнике, и оно было по небрежности просмотрено историками. Эти два события были, вне сомнения, тесно связаны с развитием погромного движения. Мы можем предположить, что гранды в Кордове и Хересе старались остановить атаки на евреев в этих городах, так же как они пытались сделать это в Севилье, но menudos справились с ними, как и в Севилье. Городские администрации были в результате реорганизованы в соответствии с волей толпы. Если именно это произошло в Хересе и Кордове, то поведение главного альгвасила в Кордове легко объяснимо. Он пошел по пути Понсе де Леона и по той же причине. На основе вышесказанного мы можем с уверенностью заключить, что бремя сопротивления погромщикам в Кордове полностью легло на плечи еврейской общины, и здесь, как и в Севилье, ее боевым частям задача была не по силам. Из немногих дошедших до нас свидетельств мы можем понять, что как только погромщики врывались в еврейский квартал, страшная резня, сопровождаемая грабежом и разрушениями, происходила беспрепятственно. Многие бежали в близлежащий замок, надеясь найти там убежище, но и замок вскоре был захвачен бунтующей толпой, и жуткие преступления, совершенные в еврейском предместье, повторились и в крепости. И здесь уцелевшие тоже поняли, что единственной альтернативой смерти было крещение. И заметное большинство кордовской общины выбрало эту альтернативу.

Хосе Амадор де лос Риос пишет: «Оправившись от первоначальной неожиданности, альгвасил города появился (в худерии) с внушительным отрядом всадников и солдат и положил конец варварской резне. Его изумление и негодование не знали границ, когда он увидел более двух тысяч трупов, лежавших на улицах, в домах и синагогах»[435]. Однако вывод, подразумеваемый этим заявлением, не может быть принят по очевидной причине. Атака не могла быть «сюрпризом» для альгвасила, потому что такой гигантский погром должен был, как мы отметили, готовиться заранее, и глава полиции, несомненно, получал достаточно намеков на это. Он позволил погромщикам беспрепятственно устроить эту бойню, и только тогда, когда они закончили «работу», он появился на сцене (в живых остались всего несколько евреев). Было ли его отсутствие результатом сговора с погромщиками? Или это было результатом его нежелания столкнуться с сопротивлением, которое, как он полагал, преодолеть не сможет? Так или иначе, альгвасил увильнул от исполнения своих обязанностей. Согласно сохранившемуся свидетельству из Кордовы, оказывается, что хотя силы бунтовщиков состояли в основном из populo menudo, они включали и некоторых городских аристократов, а также нескольких священников низшего ранга. Но источники также указывают, что за погромщиками стоял кто-то из властей и направлял их. И это был человек, пойти против которого (когда все уже было кончено) королевские следователи не посмели[436].

Таким образом, в Кордове сторонниками Мартинеса были не только menudos, но и как минимум некоторая часть высших классов, которые участвовали в осуществлении их планов. Из этого можно предположить, что погром в Кордове в не меньшей степени, чем в Севилье, был отнюдь не спонтанным взрывом, а атакой, тщательно организованной Мартинесом и его помощниками.

II

Вслед за своим кровавым триумфом в Кордове (и в полном соответствии с тем, что происходило в Севилье) безжалостные погромщики призвали к действию своих друзей в других местах епископства — в таких городах, как Монторо и Андухар, где Мартинес много лет агитировал и где его агенты втайне подготовили почву для жестоких нападений на евреев. Вскоре шторм пронесся по провинции Хаэн, захватив, помимо столицы провинции, города Убеда и Баэса, которые были «затоплены еврейской кровью»[437].

Пламя охватило Андалусию не раньше, чем это бедствие продвинулось на север к Вилья-Реал, а затем еще дальше на север, захватив центр Кастилии и ее восточную часть, включая Куэнку. Большая процветающая община Толедо, которая была атакована 20 июня, не смогла сопротивляться агрессорам дольше, чем общины Севильи или