ночь после крещения евреев «крестьяне ворвались в помещение судебного пристава и превратили в пепел все бумаги архивов собственности, до которых могли добраться». А на следующий день они заставили наместника выдать им документ, официально «свидетельствующий об отмене их долгов»[456]. Вместе с сожжением нотариальных контор эти события позволяют мельком взглянуть на социальную подоплеку и экономический катализатор бунтов. Как и во всех предыдущих погромах в Средние века, злейшими врагами евреев в 1391 г. были угнетенные слои, бедные, неимущие, кто занимал у них деньги на свои насущные нужды и не мог или не хотел вернуть долги. Это они стали солдатами агитаторов-антисемитов, особенно тех, кто подталкивал их грабить, унижать и, главное, изгонять евреев. Высшие классы, настоящие конкуренты евреев, которые стремились ограничивать их права в городах, противились, как мы видим, насилию как средству решения вопроса. И хотя некоторые из них радовались действиям толпы как посланному с неба ответу на их тайные молитвы, они были достаточно осторожны, чтобы скрывать свою радость под покровом фальшивого сожаления или недовольства. Были, однако, и бюргеры, которые искренне сокрушались над ужасной судьбой, постигшей евреев, и другие, предоставившие евреям убежище и защиту, иногда взяв на себя немалый риск. Если бы не было таких бюргеров в Испании, только совсем немногие из тех, кто не крестился, уцелел бы в 1391 г.

Эти отчеты о погроме в Барселоне, основанные на авторитетных христианских источниках, представляют собой самый полный имеющийся в нашем распоряжении рассказ о кровавых беспорядках в испанских городах. Из них становится очевидным, что авангард погромщиков включал в себя группу из примерно пятидесяти кастильцев, которые участвовали в погроме в Севилье и пришли в Барселону через Валенсию, где они тоже приняли участие в погроме. Здесь, в Барселоне, как и везде, они действовали по одной и той же схеме: нападения, убийства и ограбления всех евреев, которые отказывались креститься. И здесь, как и везде, они не побоялись применить силу против властей, когда те пытались вмешаться. Уничтожение городских архивов, так же как и настоятельные требования «маленьких людей» о ликвидации их долгов евреям, указывают, помимо самих грабежей, на экономические побуждения к агрессии. В то же время действия городских патрициев показывают, что большинство из них были бы рады наказать преступников, но они не смели бросить вызов погромным толпам. Так, они приговорили к смерти только десять из пятидесяти кастильцев, сообщников местных погромщиков, но скоро убедились, что народ не потерпит никаких действий против своих кастильских друзей. Антисемитский взрыв был на грани вспышки против бюргеров, и ограбление евреев легко могло перекинуться на христианскую элиту. Бюргерам, помимо морального мужества и, возможно, военных ресурсов, более всего не хватало сильных лидеров, для которых долг и честь были бы тем, за что стоит сражаться. Наместник, безусловно, таким лидером не был. Когда он выставил евреев из замка на улицу, он, вероятно, купил мир и спокойствие себе и, возможно, своей семье и друзьям, но сделал это ценой сотен еврейских жизней. Этот акт был чрезвычайно далек от благородства, и Крескас, глава евреев Арагона, судил его, похоже, слишком снисходительно[457].

IV

Хотя наши документальные сведения о погромах в Кастилии скудны, да и те, что касаются Арагона, недостаточно полны, все же все эти сведения, собранные вместе, дают возможность сделать некоторые выводы о природе, причинах и целях этих мятежей.

Весьма распространено мнение, что погромы лета 1391 г. в Испании вспыхнули спонтанно вслед за погромом в Севилье, который пришпорил антисемитов во всей стране, чтобы нанести смертельные удары по евреям. Есть правда в этом мнении, но далеко не вся.

Разумеется, погром в Севилье послужил стимулом для антисемитских акций во многих местах Кастилии, но этого стимула самого по себе было бы недостаточно, чтобы вызвать так много атак. Не мог он обеспечить и такую крайнюю степень насилия и его размах, равно как и беспрецедентные результаты. Касаясь погромов в Кастилии, мы уже высказали свое мнение о том, что порядок погромов, их направление и последовательность требовали направляющей и контролирующей силы. Это мнение усиливается наблюдением за параллельным ходом событий в Арагоне. И здесь погромы продвигались с юга на север, будучи разделенными небольшими интервалами. В свете такого порядка трудно предположить, что эти вспышки были просто спонтанной реакцией населения Арагона на погромы в Кастилии. Если бы эти взрывы насилия были простым следствием импульса, они бы вспыхнули беспорядочно по разным местам, а не двигались с юга на север. В этом явлении практически не было и простого имитирования предыдущих погромов. Здесь имело место заранее рассчитанное распространение активной деятельности, которая зародилась на юге, и ответственным за ее рождение был не кто иной, как архидьякон Ферран Мартинес.

Наша точка зрения на кастильские бунты как на запланированную акцию организованной силы базируется на нескольких симптомах. Рассматривая же события в Арагоне, мы можем обосновать свою точку зрения не только симптомами, но и однозначными свидетельствами, оставленными нам очевидцами. Так, из этих источников, как мы уже заметили, становится очевидным, что атаки и в Валенсии, и в Барселоне происходили по инициативе группы из пятидесяти кастильцев, которые были авангардом погромщиков в Севилье. Эти факты сами по себе явно говорят о том, что эти люди не оказались случайно в Валенсии и Барселоне и приняли участие в погромах, но прибыли в эти города со специальной миссией организовать нападения на еврейские общины. Но вдобавок к вышеупомянутым свидетельствам, которые обосновывают это предположение, мы располагаем еще одним важным свидетельством, которое превращает предположение в уверенность.

В апреле 1392 г. власти Арагона схватили одного священника, который был племянником Мартинеса, и посадили его в тюрьму архиепископа Сарагосы. Его деятельность считали исключительно вредной, поэтому его арест был настолько важным событием, что три общественные институции — Верховный суд Арагона, полиция Сарагосы и городской совет — поспешили сообщить королю о его аресте. Суть его преступлений не была изложена в донесениях королю, но зато о ней говорится в ответе короля на упомянутые донесения.

В своих ответах король называет этого человека «причиной беспорядков и крушения нашей еврейской общины»[458]. Несомненно, король сделал это важное заявление на основе полученных им рапортов, и также очевидно, что это мнение разделялось теми, кому эти ответы были адресованы. Племянник Мартинеса был в глазах властей не простым участником погромов, но их «причиной», то есть инициатором и организатором и, еще точнее, человеком, без действий которого погромы бы не произошли или хотя бы не имели таких чудовищных результатов. Соответственно, власти приписали ему не только уничтожение двух