Кордовы. Многие ее члены погибли от меча, были сброшены в реку или сожжены живьем, а их жены были проданы в рабство. В Толедо, без сомнения, было много мучеников, но похоже, что и здесь тоже гораздо больше евреев предпочли спастись от смерти крещением[438].

Из Толедо погромное движение продолжило свой путь на север, к Мадриду, оттуда в Сеговию, а оттуда, через Сорию и Логроньо, к Бургосу, куда оно дошло 12 августа[439]. В отличие от источников из южных районов, те, что на севере, не сообщают о признаках мученической смерти евреев или потерях в результате самозащиты. Они четко указывают на массовое крещение, которое и уничтожило практически целые общины[440]. У евреев Бургоса, как мы знаем, было оружие[441], и их защищала мощная крепость. Тем не менее, когда вспыхнули бунты, большинство побежало в церкви, чтобы принять крещение, а меньшинство (довольно значительное) предпочло искать убежище в домах дворян, а не в своей цитадели, которую можно было защитить. На поведение евреев Бургоса, несомненно, повлияли бойни и крещения на юге. Практическое уничтожение южных общин указывает, похоже, на то, что испанское еврейство было приговорено, и ни сопротивление, ни мученичество не могли повернуть события вспять или заметно изменить его судьбу. Может быть, поэтому евреи севера не оставили следов ни самозащиты, ни мученической смерти во имя веры. Ситуация должна была показаться им настолько безнадежной, что они предпочли сдаться, а не воевать.

Точные даты погромов на севере не указаны в сохранившихся источниках, но, судя по имеющимся данным, удары по северным общинам были нанесены в том же порядке, что и на юге. Таким образом, они явились частью общей траектории, обозначившей движение в северном направлении. Трудно предположить, что это направление, которое обозначило общую экспансию кровавых беспорядков, было простым результатом географической близости или что интервалы между погромами просто означают время, необходимое для того, чтобы местная «зараза» возымела действие. Понадобилось всего десять дней, чтобы сведения о погроме в Севилье распространились по всей стране. Если бы одно только сильное желание ударить по евреям было источником взрывов, не было бы видимой причины для повторения примера Севильи в географическом порядке. Идеи не обязательно распространяются по принципу сельскохозяйственных болезней, и у Бургоса не было причин получить сигнал к действию из второстепенного города на юге.

Куда более похоже, что помимо социальной атмосферы, которая везде была заряжена антисемитизмом, в Испании находилось сплоченное ядро агитаторов и организаторов, которым мы можем приписать порядок погромов. Это ядро, по всей вероятности, было сформировано Мартинесом и состояло из его агентов, которые распространяли его учение и приводили в действие его план по уничтожению еврейства Испании. Переходя с места на место по заранее спланированным дорогам, они использовали местных антисемитов и организовывали народ для атак. При тех обстоятельствах их задача не была трудна, но без ее выполнения желаемый результат не был бы достигнут. Мы верим, что именно так можно объяснить направление атак, их расписание, методы нападения (которые везде были одинаковыми), обращение с покоренными (которое тоже было одинаковым) и единство специфического призыва погромщиков (о нем пойдет речь позже).

Скудость информации о погромах в Кастилии не позволяет нам продолжить эти предположения. Но наши догадки касательно Кастилии подкрепляются параллельными событиями в Арагоне, оставившими за собой длинный хвост свидетельств. На этих подробных и заслуживающих доверия свидетельствах мы теперь сфокусируем наше внимание.

Арагон

 I

В 1391 г. Арагон отличался от Кастилии тем, что им правил зрелый, полноправный король Хуан I, который был в хороших отношениях и с аристократией, и с правящей элитой городов. Отличаясь уважением к закону, он взял на себя ответственность за безопасность своих еврейских подданных не меньше, чем христианских. Но его авторитет в стране не был слишком высок. Он был известен тем, что избегал серьезной работы в правительстве и посвятил свою жизнь охоте, музыке и поэзии. Этим он заслужил два прозвища: el Cazador (Охотник) и el Indolente (Ленивый). Когда вспыхнули погромы, Хуан, однако, проявил неожиданную активность. Он забросал губернаторов и городские советы письмами и инструкциями, в которых в резкой форме осудил эксцессы и потребовал сурового наказания виновных, «потому что при таком чудовищном преступлении всякая поспешность является опозданием, а всякая строгость — снисходительностью и ослаблением справедливости»[442]. Пожалуй, имея дело с этой проблемой, король показал себя в лучшем свете, но его репутация нерешительного короля подорвала решительность его приказов. Тем не менее городские советы, хотя и скептически относившиеся к непоколебимости короля, не могли игнорировать его инструкции, да и не очень-то хотели их игнорировать. В общем и целом, члены городских советов ненавидели бунтовщиков и питали отвращение к мятежникам, но не смели идти слишком далеко в их обуздании. Толп они боялись больше, чем короля.

Хотя нам и не хватает полных ответов на многие уместные вопросы, существующие сведения о бунтах в Арагоне позволяют создать гораздо более ясное представление о причинах взрывов, об их вождях и исполнителях, так же как и о реакции властей разных типов (монаршей, аристократической и городской) на погромы в начале беспорядков и на их поздних стадиях. Самые подробные сведения о бунтах в Арагоне оставлены советами Валенсии и Барселоны. Они же весьма поучительны и по другой причине. Во многих отношениях то, что случилось в этих городах, было потом повторено в окружающих их районах. Поэтому отчеты о событиях в Валенсии и Барселоне заслуживают особого внимания.

II

Валенсия находилась в состоянии социального брожения практически с 1367 г., когда была осаждена войсками Педро I Кастильского во время второй фазы его войны с Арагоном. Опустошения, произведенные в провинции вторгшейся армией Педро I, которая по пути к приморскому городу захватила крепости Теруэль, Мурвьедро и Согорбе, едва ли были восстановлены после отступления захватчиков, потому что вскоре Валенсия стала ареной долгой кровопролитной войны между ее главными аристократическими семьями, которые мобилизовали многих горожан преимущественно из низших классов.

Таким образом, беспорядок в городе усилился вместе с обнищанием крестьян и рабочих, которые были безжалостно зажаты между враждующими кланами, ищущими денег для своей расточительной жизни и военных авантюр. Валенсия, как сказал авторитетный ученый, была в те дни (в 1391 г.) «похожа на место, где встречаются все бродяги, хулиганы, игроки и авантюристы королевства, враги любой работы, которые надеются найти там поле и возможности посвятить себя своим порочным наклонностям». В городе буйно разрослась проституция, и «пивные и игорные притоны бесстыдно располагались на улицах, на рыночных площадях и даже