– Мистер Сэмсон находится в состоянии мозговой смерти, – ответил он. – Это означает, что он никогда не сможет самостоятельно дышать, самостоятельно глотать, говорить, ходить. Мне очень жаль.

Мистер Сэмсон находится в состоянии мозговой смерти. Мощная волна тошноты подкатила к горлу. Я дико огляделась вокруг, ища мусорный бачок, увидела в ближайшем углу, рванулась к нему, и тут же меня стало рвать. Мозговой смерти. Мозг мертв. Умер. Ты ушел из жизни. Навсегда. Мой организм отвергал это, он отвергал все.

Мышцы живота напрягались волнообразно, пытаясь освободить меня от всего, что только можно.

Доктор Мизрахи подошла и встала на колени рядом.

– Сделайте глубокий вдох, – велела она. – Через нос.

Я попыталась, и рвота прекратилась.

– Еще разок.

Потом она помогла мне подняться и отвела к стулу. Я не плакала. Онемела. Мне казалось, что мое сознание раскололось на две части. Та часть, которая воспринимала окружающий мир, словно отделилась от меня, поднялась к потолку и наблюдала за происходящим сверху.

Шошана вышла из комнаты и скоро вернулась с чашкой воды.

– Может, вам еще что-нибудь нужно? – спросила она.

Я покачала головой. Я чувствовала себя роботом. И губы, и все тело двигались механически.

– Простите меня, – произнесла я.

– Вам не за что просить прощения, – сказала Шошана, похлопав меня по руке.

– Я беременна. – Мне хотелось все объяснить. – Меня и так все время тошнит. Я думаю…

– И давно? – спросила доктор Мизрахи.

– Больше восьми недель.

Она кивнула и села на свободный стул рядом со мной.

– Вы можете оставить его на искусственном поддержании жизнеобеспечения, – сообщила доктор Мизрахи. – Период времени и возможные риски мы с вами обсудим отдельно. Но я всегда советую родственникам и друзьям подумать и о том, чего бы хотели сами люди, которые им дороги. Как бы они захотели прожить остаток своей жизни? – Она взяла лежащую на столе папку, отыскала нужную бумагу. – Это копия НПР, которую нам прислали из издательства «Ассошиэйтед пресс».

Я взяла листок и сразу узнала столь знакомую мне угловатую подпись. Бумага была датирована третьим октября 2004 года. Я начала читать документ, но бросила. Я знала, что это означает. Чувствовала я себя все так же: общая оцепенелость, словно я не человек, а робот, словно я не вполне присутствую там, где нахожусь. Я не знала, что еще можно сказать. Крайнее одиночество, заброшенность. Очень хотелось, чтобы здесь со мной был ты.

– Когда я его увижу?

– Доктор Мизрахи может отвести вас хоть сейчас, – сказала Шошана. – Или можете посидеть со мной, поговорить. О чем пожелаете. – Она протянула мне пластиковый мешок. – Здесь фотоаппарат мистера Сэмсона, его мобильный телефон и бумажник. А также ключи от дома. Ключ от номера в гостинице. Все эти вещи были при нем.

Я заглянула в мешок. Мобильник разбился. Фотоаппарат на удивление цел и невредим, только линза забрызгана засохшей грязью или кровью.

Я судорожно вздохнула. Для меня все это уже было слишком. Затуманенное сознание вдруг сконцентрировалось на предметах, которые остались после тебя. Мне теперь ими тоже придется заниматься? Вдруг остро захотелось, чтобы рядом со мной оказался Даррен. Уж он бы знал, что делать. Или Кейт. Да, надо позвонить Кейт. Но сначала надо увидеть тебя. За этим я сюда и приехала. За этим и мчалась в такую даль.

– Спасибо, – сказала я. – Можно увидеть его прямо сейчас?

– Конечно, – ответила она, встала и взяла мой чемодан.

– Приготовься, сейчас потребуются все наши силы, – пробормотала я, обращаясь к ребеночку… да и к себе самой тоже.

Я встала и поплелась за Шошаной и доктором Мизрахи. Мы вышли из палаты. Доктор Шамир сказал, что, если я пожелаю поговорить с ним еще, он в моем распоряжении.

Я кивнула, и он ушел.

Мы двинулись по коридору. Потом я остановилась. Шошана замедлила шаг и посмотрела на меня:

– Да?

Я еще раз глубоко вздохнула. Никак не могла поверить, что решусь на этот вопрос.

– Скажите, на каком сроке беременности можно определить отцовство?

Доктор Мизрахи тоже остановилась. Ее взгляд быстро скользнул по моему животу, и она снова подняла глаза:

– Надо сделать анализ крови, восьми недель вполне достаточно. Заодно определяется и пол ребенка.

Я еще крепче вцепилась в пластиковый мешок с вещами, которые остались после тебя.

– Спасибо.

И мы пошли за доктором Мизрахи дальше, на свидание с тобой.

Я шагнула в твою палату, но пришлось остановиться в дверях. Снова вернулось предчувствие тошноты, хотя на этот раз мне удалось побороть ее.

Изо рта у тебя торчала дыхательная трубка. Сухие губы потрескались. Голова забинтована, под глазами фиолетовые синяки. На левой руке от локтя до запястья – перемотанная бинтом шина. Вокруг – трубки, пикающие приборы. Но это был ты. Ты здесь. Грудь мерно поднималась и опускалась. Ты живой. Я помнила, что минуту назад говорили врачи, но мне было все равно.

– Гейб, – выдохнула я едва слышно.

В палате стоял металлический запах, и еще пахло больницей, это был запах пота, крови, смешанный с запахом антисептиков. Я опустилась на колени возле твоей кровати и взяла тебя за руку. Пальцы были обнадеживающе теплыми. Я прижала их к щеке. Мне хотелось, чтобы ты провел большим пальцем по моим губам, хотелось услышать твой голос.

Припомнился наш последний разговор. Тот самый, где мы сказали друг другу о нашей любви. Тот самый, в котором я попросила тебя остаться в Иерусалиме и не вынуждать меня делать выбор.

– Беру свои слова обратно, – проговорила я. – Я не хотела. Ты только вернись. Вернись, Гейб. Пожалуйста. Не покидай меня.

Но чуда не случилось. Ты даже не пошевелился. Ни один мускул не дрогнул, не задрожали веки.

Из груди моей вырвалось рыдание, я не могла сдержаться. Горло перехватило. В груди болело. Все тело трясло. Я рухнула на пол.

Не знаю, когда Шошана вошла в палату, но она стояла рядом, рука ее лежала у меня на плече.

– Миссис Максвелл, – сказала она. – Люси…

Я подняла голову и посмотрела не на тебя, на нее. Попыталась остановить сотрясающие тело рыдания. Она подняла меня с пола.

– Давайте немного пройдемся, – предложила она. – У вас здесь есть кто-нибудь, кто мог бы побыть с вами?

– Никого, – покачав головой, с трудом выговорила я.

Я вспомнила о Кейт. Может, ее попросить прилететь ночным рейсом? Она бы примчалась, если бы я попросила. Я судорожно вздохнула.

– Все будет хорошо, – сказала Шошана, выводя меня из твоей палаты. – Скоро закончится время для посетителей. Вам надо немного отдохнуть. Нет необходимости принимать решение сегодня.