– Хорошо, – ответила я дрожащим голосом.

– Может, вам нужна машина, чтобы доехать до гостиницы? Или до квартиры мистера Сэмсона?

Номер в гостинице у меня был забронирован, но я вспомнила, что в пластиковом мешке лежат ключи от твоей квартиры. Адрес тоже был забит у меня в телефоне, ты сам набирал его, когда мы лежали в постели. Да, лучше поехать туда.

– Машина… Было бы хорошо.

Шошана кивнула, куда-то удалилась и через несколько минут вернулась с моим чемоданом.

– Я провожу вас на улицу, познакомлю с водителем. – Она протянула мне карточку. – Обычно я не делаю этого, но… В общем, тут номер моего личного телефона. А на обратной стороне я вписала номер мобильника.

– Спасибо, – поблагодарила я и сунула карточку в сумку.

Она подхватила мой чемодан, и, пройдя через вращающуюся дверь, я поплелась за ней к автостоянке. В голове мелькнула и тут же пропала мысль: если так исполнилось мое желание не выбирать между тобой и Дарреном, то жить в этом мире я больше не хочу.

Что скажешь, Гейб? Не сам ли ты вызвался делать репортажи из сектора Газа? Увековечивать события именно там, именно тогда и таким образом? И в результате – оказаться здесь, на этой койке? Или это было предопределено судьбой? Ты был обречен на такой конец? У меня есть собственные соображения на этот счет, но я бы хотела выслушать твои.

Водитель повез меня по кривым улочкам, видимо, хотел устроить по дороге небольшую экскурсию. В Израиле я была впервые, и понимаю, стоило бы больше обращать внимание, вникать в атмосферу этих мест, но голова у меня все еще была как в тумане. Перед внутренним взором стояла больничная палата, койка, а на койке – ты. Вспоминался доктор Шамир и его слова. Мистер Сэмсон находится в состоянии мозговой смерти. «Не думай об этом, – твердила я себе. – Думай о том, что делаешь сейчас. Крепись. Думай о его квартире».

Покажется ли она мне знакомой? Почувствую ли я себя в ней как дома? Узнаю ли я о тебе что-нибудь новое, чего не хотела бы знать? На мгновение мелькнула мысль, не лучше ли повернуть и поехать в гостиницу, но я отогнала ее. И если честно, мне все-таки очень хотелось увидеть место, где жил ты. Окунуться в атмосферу, которая тебя окружала.

– А-а, Рехавия, – сказал водитель, когда я назвала ему адрес. – Хорошее местечко.

Он оказался прав. Район был действительно очень симпатичный: красивый и тихий. Я старалась не думать больше о том, что видела и слышала в больнице, стала рассматривать здания, мимо которых мы ехали. Представила себе, будто на твой вопрос, поеду ли с тобой в Иерусалим, я ответила «да». Может быть, я ходила бы за продуктами на этот рынок. Пила бы кофе в этом маленьком кафе. Было бы нам с тобой хорошо здесь вместе или отношения испортились бы? Сквозь туман в голове и общее оцепенение я вдруг вспомнила о Виолетте и Лиаме, и мне стало больно. Я не видела их менее суток, а уже сильно скучала. Хотелось обнять их, прижать к себе теплые, маленькие тела, ощутить, как их ручонки обвивают мою шею. Нет, ни за что я не смогла бы их бросить.

Машина остановилась перед твоим домом, я взяла вещи и подошла к входу. В красивую арку из камня была встроена металлическая калитка, а за ней деревянная дверь. Я бы тоже выбрала такой дом. Крепкий, солидный, в нем, должно быть, спокойно жить, словно эти стены веками давали многим семьям защиту, чувство безопасности. Я порылась в пластиковом пакете, вынула связку ключей, попробовала один, другой, пока не нашла нужный, открыла калитку, а потом и дверь. Поднялась на третий этаж и снова стала подыскивать ключ.

Оказавшись внутри одна, я почувствовала себя незваным гостем. Совсем забыла, что в Иерусалиме ты пробыл недолго, почти сразу отправился в Газу. Но даже здесь ты трудился не покладая рук. Так и не успел привести в порядок квартиру. Всюду коробки с книгами, открытые, но не распакованные. Фотографии в рамках не висели на стенах, а стояли прислоненными к ним. Ковры простенькой расцветки, такие, как я видела на базарах в Турции. Коричневый диван. Деревянный письменный стол, заваленный приборами и проводами. Стул. Я представила, как ты сидишь на нем и работаешь за компьютером, обрезаешь снимки, подбираешь нужный цвет, увеличиваешь контрастность – словом, делаешь все, чем занимался, когда мы жили вместе. Я изо всех сил старалась думать, что ты все еще живешь здесь, а не лежишь там, в больничной палате. Ты был живой, ты отдавался любимому делу, ты улыбался. По крайней мере, в моем воображении.

Я распахнула дверь в твою спальню и сразу увидела одеяло, которым швырнула в тебя, когда ты сообщил, что уезжаешь, – оно лежало свернутым в ногах кровати. Я взяла его в руки и прижала к щеке. Оно до сих пор хранило твой едва уловимый запах. У кровати стояла ночная тумбочка, и на ней лежала книжка «Весь невидимый нам свет» Энтони Дорра. Я села на кровать и заметила в книге полоску бумаги вместо закладки – видимо, здесь ты остановился. Страница двести пятьдесят четыре. До нее ты успел добраться. Весь роман так и не прочитал. Жизнь внезапно оборвалась. Как пленка в киноаппарате. Так и не дожил до своего естественного конца. Столько всего не успел сделать. И многого никогда уже не завершишь, не увидишь, не узнаешь.

– Я прочитаю эту книгу до конца, – произнесла я вслух. – Буду читать ее для тебя, Гейб.

Я посмотрела на закладку. Это был наш с тобой счет из ресторана «Лица и имена». Пальцем проследила дату. Если бы я даже знала тогда, что вижу тебя последний раз, вряд ли поступила бы иначе. Все равно всем телом прижалась бы к тебе в баре. Все равно занималась бы с тобой любовью в гостиничном номере, снова и снова. И все равно сказала бы, что поехать с тобой в Иерусалим не могу.

И все равно не перестаю думать, что бы случилось, скажи я тебе «да». Был бы ты более осторожен, если бы знал о ребенке – очень возможно, твоем ребенке?

Я положила руку на живот. Был ли он зачат нами в тот самый день?

Я оцепенело прошла обратно в гостиную, а из нее на кухню. Холодильник был почти пуст: горчица, несколько бутылок пива. В шкафу нашла пачку кофе в зернах и наполовину пустую пачку чая. Еще два пакета претцелей, один не распечатан, другой закрыт скрепкой. Не знала, что ты так любишь претцели. Почему я этого не знала?

Вернувшись в гостиную, я обнаружила зарядное устройство и подключила к розетке свой мобильник. Там же лежали два фотоаппарата и планшет. Я подумала, что ноутбук ты, наверное, забрал в Газу и таскал его всюду с собой. Стала прикидывать, как получить его обратно. «Может, кто-нибудь из „Ассошиэйтед пресс“ поможет, – думала я. – Надо им позвонить. И Кейт надо позвонить. И Даррену, обязательно».

Мобильник немного подзарядился и принялся звякать, сообщая о текстовых посланиях и голосовых сообщениях. Это может быть мама, брат, Кейт, Даррен, Джулия, кто-нибудь с работы. Я выдвинула ящик письменного стола в поисках листка бумаги, чтобы составить список ближайших дел, но нашла только конверт, больше ничего. На нем было написано: «Завещание Габриеля Сэмсона».

Закусив губу, я вскрыла его. Текст, исполненный твоим угловатым почерком, заполнял всю страницу. Эта бумага до сих пор у меня хранится.