Впрочем, как только возникала опасность занятия города неприятелем, гарнизон должен был уничтожить все, что могло послужить к снабжению вражеской армии; такой приказ Петр дал генералу Алларту 19 декабря 1708 г. относительно гарнизона Ромен: «Ежели неприятель придет силной, то б субстанцию, то есть правиянт и фураж, сожгли (а строенья отнюдь не палили)» [753]. Не исключено, что превратное толкование аналогичного приказа и стало причиной описанного выше ромейского разорения.

В условиях, когда со шведским вторжением малороссийское казачество (и в первую очередь гетманская старшина) раскололось на сторонников Мазепы и на верных русскому царю, правительство принимало разнообразные меры к сохранению лояльности. Надежной гарантией становились родственники; в частности в записках генералиссимуса Монтекукколи можно найти совет «держать под рукой» жен и детей ненадежных лазутчиков[754]. Казачий полковник полтавского городового полка И. П. Левенец вместе со своей старшиной «склонялся к изменнику Мазепе», об этом сообщал бригадир Ф. В. Шидловский Г. И. Головкину 25 ноября 1708 г.[755]. В январе 1709 г. Меншиков доносил царю: «Полтавской [полковник] в своей верности великие клятвы приносил и сам просил, дабы для вящего уверения жену и детей ево вывесть куды потребно будет, а о детях имянно просил, чтоб им в Харкове для учения в Славенской школе быть» [756]. О том, что Левенец имел сношения со шведами, известно из записок Гилленкрока. Расположившись в окрестностях Полтавы еще в марте, шведы вели переговоры «с казацким полковником Левеным, находившимся с русскими в Полтаве. Этот полковник хотел доставить нам случай напасть врасплох на Полтаву. Но переговоры не имели успеха. Неприятель, узнав про это, арестовал и выпроводил из города казацкаго полковника» [757]. Крекшин со ссылкой на письмо Келина сообщает, что 27 марта 1709 г. за сговор с запорожцами о переходе на шведскую сторону в полтавском полку были схвачены полковник Левенец и семь сердюков [758]. В апреле 1709 года Меншиков вытребовал его с женой и детьми в Харьков; «Левенец отдал детей своих в харьковские словесные школы и дети эти служили как бы залогом верности их родителя» [759]. Действие это, видимо, согласовывалось с мнением Петра, который о вывозе «Левенцовой жены» писал Меншикову 9 мая 1709 года [760]. Прошведская партия также рассматривала жен в качестве залога преданности мужей – Адлерфельд пишет, что казачий полковник Апостол был недоволен требованием Мазепы привезти свою жену и семью в Ромны к армии, как сделали другие «казачьи дамы» [761]

На случай, чтобы базой для мазепинцев не стала Белая Церковь, Петр велел князю М. М. Голицыну послать туда войска. Даже если казаки Белой Церкви не станут оказывать сопротивления, их предписывалось вывести из крепости, а саму крепость разоружить: «Естли впустить похотят войски наши доброволно, то пошли в ту крепость, сколко человек пристойно немедленно по своему разсмотрению; и вошедши, прикажи казаков из оного замку выслать в Киев, а оттуды под команду гетмана Скуропацкого. И потом вели вывесть оттуды пушки и аммуницию, и валы, хотя не вовсе, разорить, однакож чтоб вне обороне остались, и люди наши паки к вам возвратились»[762]. Из той же предосторожности («дабы тот проклятой вместо Батурина сей город на гнездо себе не избрал») Петр приказал Голицыну вывезти артиллерию из Гадяча [763]. В Белой Церкви в ноябре 1708 года располагался полк сердюков (наемных пеших казаков) полковника Бурляя силой в 800 человек и хранились «мазепины некоторые пожитки». Киевский воевода князь Д. М. Голицын «всякими способами старался, дабы оных к себе привлечь без оружия и успокоить, и Божиею помощию, счастьем всемилостивейшего Государя и наукою вашей светлости чрез способ добра полковника Бурля уговорил и замок Белоцерковский и пожитки Мазепины у него принял, и посажены взамок ис Киевского гварнизона 300 человек, а пожитки велел в Киев привести… А оному сердюцкому полковнику за отдачю фортеции обещано дать 100 рублев, сотникам по 40, казакам по 2 рубли» [764], – уточнял князь Д. М. Голицын в письме Меншикову от 21 ноября 1708 г., каким именно образом удалось уговорить казаков отказаться от сопротивления.

В местечке Рашевке, занятом шведами и атакованном русским отрядом генерал-майора Бема, местное население приняло активное участие в разгроме шведского гарнизона; так об этом рассказал на допросе взятый в плен шведского драгунского полка полковник Альфентель (Альбедиль): «От здешних обывателей никакой склонности не видел, понеже и во время нынешней атаки в Рашевке жители тамошние немалое число перед ним от войск их побили; и провианту ни откуда не привозят, токмо они довольствуются провиантом, где стоят» [765].

Впрочем, были случаи поддержки украинским населением и противной стороны. Малоизвестные эпизоды зимней кампании 1709 г. на Украине относятся к марту, когда запорожцы открыто примкнули к Мазепе. В местечках Царичанке и Нехвороще местные жители вместе с сечевиками выступили против царских войск. В Царичанке серьезные потери убитыми и пленными были нанесены драгунской бригаде Кампеля. В Нехвороще казаки засели и застрелили конногренадерского полковника Кропотова, который поехал их уговаривать. Подробности последовавшего штурма неизвестны; был убит еще один старший офицер, а участники событий позднее упоминали штурм Нехворощи как одну из значимых акций своей военной карьеры[766]. Селение после взятия было уничтожено, защитники и местные жители перебиты[767]. Вскоре эти события были упомянуты в универсале к запорожцам: «В Цариченке и в иных местах, где, за изменою некоторых своевольных, многие невинные погибли»[768].