Мюррей смотрел на него несколько секунд, словно забавляясь.

– Поверьте, я мог бы в сотни раз превысить суммы, которые выплачивают вам издатели, но ни за что не стану этого делать. Это было бы проявлением неуважения и к вам как писателю, и к себе самому как читателю, хотя вряд ли сей аргумент способен понять человек, не уважающий собственных персонажей.

Уэллс хотел было вмешаться, но Конан Дойл опять остановил его резким жестом:

– Погоди, Джордж, погоди. Наш разговор становится с каждой минутой все интересней. Итак, вы полагаете, что я недостаточно уважительно отношусь к своим персонажам, мистер Гилмор? Вы на это намекаете?

– Именно на это, – ответил Мюррей невозмутимо. – По-моему, вы куда тщательнее работаете над вашими рыцарскими романами, нежели над детективными рассказами.

Конан Дойл молча глянул на него, потом перевел взгляд на женщин, потом – на Уэллса, словно взвешивая, может ли он дать волю сжигающему его изнутри пламени или стоит усмирить бешеный темперамент, коим он был обязан ирландской части своей крови.

– Вы правы, мистер Гилмор, – признал он наконец, выбрав, к облегчению Уэллса, примирительный тон. – Но это не значит, что я небрежничаю с Холмсом.

– Скорее все-таки небрежничаете, – настаивал Мюррей.

Конан Дойл фальшиво рассмеялся, как будто хотел показать присутствующим, что этот спор его страшно забавляет.

– И у вас есть тому доказательства? – поинтересовался он словно между прочим.

– Непременно, – ответил Мюррей. – Я сотни раз прочел каждую из историй про Холмса и записывал в специальную тетрадку все ошибки и неточности, какие встречал, – на случай, если когда-либо доведется обсудить их с вами.

– Очень жаль, что ты не прихватил с собой эту тетрадку, Монти, – вступил в разговор Уэллс. – Но ничего не поделать, пошлешь ее Конан Дойлу завтра, и он сможет спокойно с ней ознакомиться. А сейчас…

– Так я и поступлю, не сомневайся, – заверил его Мюррей. – Но, к счастью, некоторые из своих замечаний я помню. Например, не существует того места, где обнаруживают труп Дреббера в “Этюде в багровых тонах”. Дом номер три в Лористон-Гарденс совсем не такой, правда, Эмма?

Все перевели взоры на девушку, и первым Конан Дойл, который уже и не пытался изобразить улыбку.

– Да, правда. Однажды вечером он повел меня туда, и мы несколько раз прошли по этой улице взад и вперед, но не нашли дома, описанного в повести, – пояснила Эмма не без смущения, и в голосе ее слышались как извинение перед Конан Дойлом, так и досада при воспоминании о том скучнейшем вечере, когда ее жених вдруг возомнил себя Шерлоком Холмсом.

– А еще в той же повести, – продолжил Мюррей, не замечая реакции Конан Дойла, – Ватсон говорит, что пуля попала ему в плечо во время Афганской войны, а в “Знаке четырех” он упоминает уже о раненой ноге. И где, интересно знать, производят такие шустрые пули, способные нанести сразу две раны, мистер Конан Дойл? Я бы рад был прикупить несколько штук.

– Просто пуля отскочила от кости в плече, задела подключичную артерию, вышла из тела, прошла по прямой вниз и угодила в ногу, – объяснил Конан Дойл сердито.

– А… – улыбнулся Мюррей. – Или в бедного Ватсона выстрелили, когда он справлял нужду за кустами, и таким образом одна и та же пуля прошла через плечо и попала в ногу.

Миллионер расхохотался, сотрясая воздух, но никто его смеха не подхватил. Постепенно в воздухе сгустилось напряженное молчание. К счастью, Джейн догадалась поскорее пригласить гостей к столу, и вид у нее при этом был такой, будто спор, при котором все они только что присутствовали, следует считать всего лишь неприятной галлюцинацией.

Пять минут спустя Джейн уже разливала чай, а Эмма помогала ей, обнося гостей блюдом с песочным печеньем. Чтобы как-то справиться с неловкой паузой, девушка на все лады расхваливала печенье, и Джейн сообщила, что любит “Кемп” именно за прекрасное сочетание аниса со сливочным маслом. Но, на беду, тема быстро иссякла, и молчание, словно слой пыли, опять накрыло присутствующих.

Уэллс рассеянно откусил кусочек печенья, которое его жена называла чудом кондитерского искусства. Он все больше раскаивался, что устроил эту встречу. Ему было отлично известно, до какой степени Конан Дойл ненавидит своего Холмса, и Джордж понимал природу подобной ненависти, поскольку ему и самому не нравился сыщик, хотя тот принес громкую славу автору. Истории про Шерлока Холмса он считал изобретательной и хитроумной игрой, где Конан Дойл проявлял себя скорее как фокусник, чем как писатель, а любой маг, даже самый великий, перестает интересовать публику, едва объяснит ей секрет своих трюков. Уэллсу был куда больше по вкусу совсем другой Конан Дойл – поклонник Вальтера Скотта, автор таких блестящих исторических романов, как “Приключения Михея Кларка” или грандиозный “Белый отряд”, где он создал слегка идеализированный портрет английского рыцарства. Именно одного из рыцарей былых эпох, сильных и отважных, напоминал Уэллсу и сам Конан Дойл, ибо был человеком слишком честным для нынешних времен и слишком бескорыстно любящим людей, человеком, который словно в рыцарских доспехах шел по жизни и свято блюл давно вышедший из употребления кодекс чести. Природа наградила Конан Дойла грозной внешностью, как если бы судьба уготовила ему суровые и опасные испытания, и это вместе с несокрушимым и напористым характером до сих пор помогало писателю выходить целым и невредимым из ловушек, расставленных жизнью. Но он был наделен еще и бешеным темпераментом, с которым сам не всегда справлялся. Уэллс вздохнул, он видел, как напряженно Конан Дойл сидит на стуле, пытаясь стереть с лица следы обиды. Хозяин дома понимал, что только воспитанность мешает Артуру вскочить и покинуть столовую, и стал придумывать тему для разговора, которая помогла бы всем хоть отчасти расслабиться, но вместе с тем и более интересную, чем рецепт печенья. В этот миг наверху послышался сильный удар, заставивший и гостей и хозяев вздрогнуть.

– Опять это окно! – воскликнула Джейн. – Отвалился крючок, и как только подует ветер… Ты напугалась, дорогая, прости, – обратилась она к Эмме, которая чуть не пролила чай на платье. – Берти обещал починить раму… – Она насмешливо посмотрела на мужа и добавила: – Два месяца назад.

– Мое обещание остается в силе, Джейн, – стал оправдываться Уэллс. – Раз я сказал, что починю раму, значит, починю… Как только допишу роман.

– “Как только допишу роман”, – уныло передразнила мужа Джейн. – Авторы считают, что жизнь замирает на то время, пока они пишут свои романы.

Тут раздался новый удар, еще громче прежнего.

– Мне кажется, тебе следует починить раму как можно скорее, Джордж, если ты не хочешь, чтобы гости пустили слух, будто в твоем доме водятся привидения, – пошутил Мюррей. – Хорошо еще, что никто из нас не верит в такие глупости.