стать во главе страны и сражаться насмерть, император и правительство решили капитулировать.

Положив точно все стрелы в цель, Анами тщательно собрал их снова в колчан и пошел к дому. Там он надел мундир и вместе с полковником Хаяси поехал в свой офис в военном министерстве.

«Меня все больше удивляет поведение премьер-министра. Начиная с 9 августа адмирал Судзуки ведет себя крайне подозрительно», — поделился Анами своими мыслями с Хаяси. Позднее, уже в офисе, Анами снова сообщил о своих подозрениях, теперь уже молодым офицерам, в частности Такэсите и Инабе. Все в министерстве говорили об «Инструкции войскам». Несмотря на то что генерал Ёсидзуми упрекал Такэситу за публикацию заявления, военный министр в этот раз не высказал своего мнения, хотя в действительности он был настроен решительно против Потсдамских соглашений.

В это утро Анами обратился к молодым офицерам с такими словами: «У меня такое чувство, словно меня обманули на Императорской конференции. Я полагал, что было необходимо представить оба плана — Того и наш, который содержал несколько добавочных условий. Но был предложен только план Того. Тогда я шепнул генералу Умэдзу: „Возможно, было заранее решено игнорировать наш план. Может быть, нам стоило строить нашу аргументацию не на предложенных условиях, но поставить кардинальный вопрос — принимать ли вообще Потсдамскую декларацию или нет, иначе говоря — продолжать войну или согласиться на мир“».

Надо сказать, Умэдзу не собирался поддерживать Анами. Что касается предложения обсудить план Того, то оно не выдерживало критики. Оба «плана» были распечатаны и вручены участникам конференции. Однако премьер резко прекратил дебаты и передал вопрос на рассмотрение его величеству после того, как «Большая шестерка» и барон Хиранума высказали свое мнение. Действительно, он не представлял солдатский план отдельно, но некоторые его положения были все же рассмотрены. Анами тактично не упомянул об этом.

Умэдзу сказал своему протеже, что приглашение барона Хиранумы на конференцию было делом подозрительным. Военные не были оповещены, что председатель Тайного совета должен был присутствовать на ней; и было незаконным включать его в число участников. Несомненно, предположил он, это было частью заговора. Хирануму пригласили для того, чтобы военные не получили преимущества. Но военные не возражали против участия Хиранумы в конференции, так как знали, что он был противником капитуляции. Старик в течение сорока лет постоянно возглавлял правых и был самоназначенным защитником «национального государства». Однако военные изменили свое мнение, когда он начал говорить. Что же касается законности присутствия Хиранумы, председателя Тайного совета, на конференции, Сакомидзу тщательно исследовал историю вопроса и нашел множество прецедентов для этого.

Тем не менее Анами продолжал внушать свои крамольные мысли молодым офицерам. Не раз он делился своими подозрениями с Такэситой и Инабой: «Мы попались на уловку конспираторов, которые предают страну. Они поддерживают связи с противником через некие секретные каналы».

Такэсита был уверен в собственных силах и полон замыслов. Он выполнял обязанности офицера связи и часто обращался к военному министру с просьбой посоветовать правильное решение и дать необходимые указания. Такэсита имел почти неограниченный доступ к Анами. Полковник Хаяси, секретарь Анами, отмечал, что «Анами делился своими сокровенными мыслями с Такэситой, не ставя меня в известность. Я уверен, что Такэсита говорил своим коллегам о различных соображениях военного министра… Хотя я и не знаю, о чем именно говорил Такэсита, но я видел, что его слова производят глубокое впечатление на молодых офицеров, вследствие чего военный министр начинал опасаться, что он может стать вторым Сайго».

Позерство и вызывающее поведение молодых офицеров были частью их фанатизма, вкорененного в них их военным образованием и воинской подготовкой. Они ощущали себя воинами, воспитанными на самурайском кодексе чести бусидо.

На протяжении семи столетий самураи, японские воины, были потомственным сословием, имевшим право владеть оружием и обязанным защищать своих сюзеренов. В феодальные времена они гордо носили двуручные мечи как знак их власти и высокого общественного положения.

Несмотря на то что они, принося присягу своему даймё и обещая вести спартанский образ жизни, быть верными долгу и сражаться за интересы господина до смерти, на деле нередко жили в комфорте, если не сказать в роскоши, не особенно утруждая себя при выполнении своих обязанностей и стараясь выжить при любых обстоятельствах. Их преданность высокому понятию «чести» была зачастую болезненной навязчивой идеей. Обладая беспокойным и непостоянным нравом, большинство из них не работали (это считалось ниже их достоинства) и не хотели заниматься повседневными делами. Поэтому они избегали любых мирских занятий, связанных с деньгами и торговлей, и общения с простым народом, крестьянами и купцами.

Самураи были правящим классом, и они правили при помощи меча. Они нисколько не колебались, если нужно было раскроить череп любому простолюдину, который не понравился им. Возможно, такой человек с недостаточным рвением пал ниц при поклоне. Один из великих правителей Японии издал указ о том, что «простолюдины, которые ведут себя неподобающе по отношению к самураю или не выказывают достаточного уважения к своему господину, могут быть казнены прямо на месте». Простым людям было неоткуда ждать помощи.

Упражнения с мечом были далеко не единственным занятием самурая. Со временем все большее число самураев начали развивать свои административные способности, необходимые для управления поместьями своих сеньоров. В мирные времена они проводили дни, занимаясь фехтованием на мечах и стрельбой из лука, но не только. Они играли в го, проводили соревнования в поэзии и в каллиграфии; принимали участие в чайных церемониях. Одни самураи становились художниками, другие занимались сочинением стихов. Но большинство шло в разбойники, которые выполняли все прихоти своих господ, от которых они полностью зависели.

В течение семи столетий общество почитало самураев, которые считались носителями высочайших идеалов национальной жизни. Многие из них нашли отражение в классическом сказании «Сорок семь ронинов». Основанное на реальных событиях, оно повествует о провинциальном даймё, которого оклеветали при дворе. Разгневанный нанесенным ему публичным оскорблением, он поднял меч на своего обидчика. Хотя он и ранил его в голову, ему не дали убить его, но принудили совершить сэппуку, церемониальное самоубийство, за то, что он посмел обнажить свой меч в стенах Императорского дворца.

Со смертью сюзерена самурай терял своего покровителя и становился ронином. В нашей истории сорок семь ронинов, готовые на унижения и жертвы, решили отомстить за своего господина. Они скрываются два года и готовят отмщение. Ради того, чтобы добыть деньги для дела, один ронин отдает свою дочь в проститутки. Второй, ради финансирования намеченного плана, продает свою жену. Третий подставляет свою сестру в качестве объекта мести как наложницу; четвертый убивает своего тестя.