— Поли, вытащи меня! Помоги! Выпусти меня! Выпусти! Выпусти! — а потом просто: — Мама! Мама! Мама! — а потом наконец тишина.

И всё. Прошло очень много времени, а затем Пол заглянул в колодец и увидел ту же темно-зеленую жижу, что всегда там была. По-прежнему сияло солнце. Пол подобрал отцовскую винтовку с патронами и кинулся через лес, по грунтовке через кукурузные поля, мимо велика Томми и бежал не останавливаясь до самого дома. В родительской спальне сунул винтовку в футляр, а футляр под кровать, выпил еще бутылку отцовского пива и сел смотреть телевизор. Всё, думал он.

К ночи полиция навестила все окрестные дома, и мамка вместе с остальными ушла прочесывать поля и лес. Утром Полу с каждого столба и из каждой витрины в городе улыбался Томми. Осушили пруд за полями, где все купались. Томми якобы видели в Кентукки, но это оказалась липа. Увезли на допрос преподавателя информатики из началки, но потом он вернулся на работу. День за днем Пол ждал, что Томми найдут в колодце, но так и не дождался. Ничего больше не было.

Ничего не было, однако осталось ничто. Оно залезло к Полу в нутро, как паразиты, про которых он читал на биологии, как этот африканский червь, который заползает в ступню, когда купаешься, ахнуть не успеешь — а он уже пожрал тебя целиком. Всякий раз, когда Пол слышал имя Томми, видел лицо Томми — поначалу каждый день, а потом, спустя месяцы и годы, все реже и реже, — червь по чуть-чуть от него отгрызал. Из-за червя мозг совсем прогнил, на уроках никак не сосредоточиться. Один раз, напившись в дымину, Пол увидел Томми на плакате и решил, что это ему улыбается его собственное мертвое лицо. Вот какое это было ничто.

До сего дня, когда слова Томми произнес белый малец.

Люди все ближе. Ломятся по кустам. Надо бежать. Пол все лежал и слушал свое дыхание, ровное и свободное. Смотрел на звезды. Вот, небось, каково это — потерять рассудок; зато какая удивительная чистота. Некогда Пол хотел быть хорошим человеком — ну, неплохим, ладно, — но потом застрелил Томми Крофорда и так перетрусил, что оставил парнишку умирать в колодце. Ничего такого не хотел — и все равно.

Лучи фонариков перечеркнули землю и корни, подобрались к лицу, ослепили. Пол заморгал. Полиция. Мудрено не узнать эти сухие голоса роботов.

Пол зажмурился и вновь увидел звезды. Давление в голове отпускало; он выдохнул его в небеса. Он так долго прятал эти слова (это я; это сделал я), а теперь можно дать им волю. Надо лишь заговорить.

Сначала Джейни увидела, как по дороге мечется фонарик. Когда подъехала, Андерсон посмотрел на нее в окно машины, не узнавая; его рубашка выбилась из брюк, глаза одичалые. Зрелище потрясло ее. Джейни и не догадывалась, что Андерсон так переживает. Она открыла дверцу, Андерсон заморгал и, не сказав ни слова, сел в машину.

— Я еще раз посмотрю в доме, — сказала Джейни.

Нельзя остановиться, нельзя задуматься.

— Хорошо, — кивнул он.

И больше они оба ни слова не сказали.

Когда подъехали к дому, на дорожке возле машины расхаживал туда-сюда детектив в коричневом костюме. Не замечая Джейни, он орал в телефон, и когда она вышла, ей в лицо кинулись слова:

— Что вы мелете? Осушить срочно. Да мне до лампочки, какая глубина. Если он говорит, что там труп ребенка…

Фразы отдавались в мозгу Джейни, разлетались на куски. Перемешивались.

Осушить…

Труп ребенка…

Сознание ускользало. Это все неправда. Нельзя, чтоб это была правда. Надо спрятаться подальше отсюда, подальше от того, что тут происходит.

— Пойдемте в дом.

Она слышала голос Андерсона, но не понимала, что значат слова.

— Пойдемте.

Хорошо не понимать слова. Если понять — почувствуешь, и тогда бог его знает, что случится.

Андерсон потянул Джейни к дому, но у нее отнялись ноги. Такова плоть в ненастоящем мире. Как тень. Этот человек — тень, и детектив — тень, и силуэты, что медленно приближаются к Джейни по двору, две высокие тени и одна маленькая, как ребенок, как…

Ноа! Сердце взорвалось. Джейни бросилась к сыну.

Ноа цеплялся за Дениз Крофорд и задирал к ней лицо. Прекрасный, весь изгвазданный Ноа, на щеках завитки соплей. Джейни подбежала, но он не отвел взгляда от лица Дениз.

— Ноа?

На Джейни он и не смотрел. Почему он на нее не смотрит? Как это так? У Джейни подогнулись колени. Сзади кто-то удержал ее за локти, не дал упасть. Андерсон. Джейни обвисла у него на руках.

— Ноа! Это я! Мама!

И тогда Ноа обратил к ней лицо. Посмотрел недоуменно, из далекой дали — так лесная птица сверху вниз глядит на прохожего.

Все смотрели, как Ноа смотрит, как он пытается и не может вздохнуть.

Дыши, Ноа, дыши.

Так плохо еще не бывало. В машине Джейни держала Ноа на коленях, прижимая к его губам ингалятор. Ну его, это детское кресло.

Красно-синие огни вспыхивали за ветровым стеклом, указывали путь. Если б Ноа был в состоянии оценить, ему бы понравилось. Его личный полицейский эскорт, с сиреной и мигалками.

Дыши. Запрокинутая голова привалилась к ее плечу, будто Ноа опять стал младенцем. Даже посреди новых тревог Джейни вздыхала с облегчением: он в ее объятиях; она так боялась, что ей больше не выпадет шанса. Дыши.

— Он же оклемается? — спросил этот юнец Крофорд.

Он настоял, что тоже поедет, и сидел рядом с Джейни, в нервном возбуждении пальцами исполнял партию ударных на собственных коленях. Хорошо бы Дениз его одернула; та, впрочем, и не замечала. С пассажирского сиденья ошеломленно командовала Андерсону, куда ехать.

— С ним все обойдется, — сказала Джейни — и себе, и остальным. — Не помешал бы вентолин, он посильнее, но ему в больнице дадут.

— Это что, не в первый раз? — спросил юнец.

— Да. У него астма.

— Правда?

— Да, правда.

— То есть это астма?

— Да.

— Ни фига себе. Тогда ладно. Я думал, может, он вспомнил, что в прошлый раз было, и стал, ну это… опять тонуть.

Джейни промолчала. Она обнимала своего малыша, а малыш с трудом дышал, и Джейни было не до этой истории и вообще не до историй. Встрял Андерсон:

— Это не так устроено. Хотя порой есть связь между способом умереть и… аномалиями. Бывает, что астматики в прошлой жизни утонули или их, к примеру, задушили.

Заткнитесь, Джерри, подумала Джейни.

— Буду знать, — после паузы произнес Чарли.

Андерсон глянул на него в зеркало заднего вида:

— Он тебе рассказал, что утонул?