– Помню. Поле было под пшеницей. Я тогда даже прибор с собой не брал. Собрал несколько черепков и на станцию пошел. Мы с Лехой только в августе сюда вернулись, когда пшеницу убрали.

– На станцию… – задумчиво протянул мой собеседник.

Шепот болота усиливался. Мало того, я стал различать в его переливах некую системность. Создавалось впечатление, будто раз за разом повторяется один и тот же набор слов, произносимых в обратном направлении. Но разобрать, что именно я слышал, никак не мог.

– А я не вернулся… на станцию, – в его голосе послышались какие-то угрожающие нотки, – Я собрал черепки и собрался уходить, но услышал в поле сильный гул. Нарастающий такой гул. Как будто самолет летит. Я даже подумал, что это какой-нибудь фермер удобрения разбрызгивает или вредителей ядом травит. Только вот самолета никакого не было. А потом у меня волосы на голове трещать начали и все волосинки на теле дыбом встали. Гул стоял такой, что я не выдержал и побежал оттуда к чертям собачьим. Бежал к оврагу. И когда был уже у его края, сзади громко бабахнуло. Так бабахнуло, что в ушах зазвенело. Я спрыгнул вниз, скатился по склону. По пути рюкзак выронил. Сломал два ребра и в болото плюхнулся. Сидел в этой чертовой луже, корчился от боли и с ужасом слушал, как вокруг что-то шепчет. Сам не понял, как с головой ушел под воду. Дальше ты догадываешься… Вообще, Коля, миры не терпят двух одинаковых людей в себе. Каждый раз, когда я попадал в новый мир, оказывалось, что я там определенно когда-то жил, но теперь исчез. Не знаю. То ли тот я тоже в болоте тонул, то ли просто исчезал куда-то. Но я был в них единственным мною. Но иногда случалось и иначе. Попадаю в мир, а там ты. Живешь, здравствуешь. И все у тебя прекрасно, все замечательно. Жена, ребенок, работа хорошая. Наслаждаешься! Но, как я уже сказал, не терпят миры двоих. Как только я появлялся, ты обязательно приходил к одному и тому же – к болоту. Мне нужно было только ждать. Иногда, чтобы ускорить процесс, приходилось подталкивать. Улавливаешь о чем я, Коля?

Я настороженно всматривался сквозь непроглядную тьму в его глаза. Они, казалось, горели. Нет, не светились в темноте. Горели. Злостью, ненавистью. Было слышно, как он скрежещет зубами.

– Ну, что молчишь? Догадываешься откуда я? Из какого мира? Нет? Я подскажу, Коля. Я, сейчас пописать отошел и рюкзачок свой потерянный отыскал. Догадываешься где? Да-а-а, – он усмехнулся, – Аккурат там, где выронил, когда с поля бежал от грома. На склоне. Откуда мне было тогда знать, что это всего лишь мой слюнявый двойник из другого измерения вывалился?

Старик хихикнул, прокашлялся, обдавая вонью изо рта.

– Ну, что, Коленька? Понравилась тебе моя история?

Шепот все усиливался, иногда перерастая в скрежетание невнятных голосов. Я взял руку, лежащую на моем плече, за запястье и отвел в сторону. Пришлось приложить немалое усилие, чтобы оторвать ее от себя. Старик все не унимался, стараясь перекрикивать шум и периодически срываясь на истерический смех:

– А теперь, Коля, напряги единственную извилину в своем шизофреническом, тупом, нерациональном мозгу и задайся простым вопросом: кто убил твоих жену и дочь первого ноября? – с трудом сдерживаясь от смеха, он закончил фразу и только потом, брызнув мне в лицо слюной, разразился громким хохотом.

Я, оцепеневший, стоял перед корчащимся от смеха человеком, бьющимся в истерике. Он смеялся до рвоты, кашлял, орал, снова смеялся, кашлял и снова орал. Единственное, что мне в тот момент хотелось – это душить. Раздавить! Уничтожить! Разорвать! Я до хруста костей сжал кулаки и сквозь крепко сжатые зубы прорычал:

– За что?!!!

Тот резко оборвал свою истерику и насмешливо прохрипел:

– Вот, что нас с тобой рознит, Коленька! Вот, чем ты и твоя поганая душонка отличается от меня! Не «за что?», а «для чего?»! Тупое ты создание! Для чего! Как вы, ублюдки, не понимаете очевидных вещей? Накой хрен ты был нужен в одном мире со мной? Накой хрен мне нужна была сумасшедшая жена? Или ребенок, который только и делает, что покрывает тебя слюной, стараясь понравиться своему папочке? Я родился и жил в нормальном мире! С нормальными людьми! У меня была нормальная семья! А ты – тварь – появился в нем и все обосрал! Из-за тебя я оказался среди семи миллиардов безмозглых, трусливых, лицемерных ублюдков! Ты, гнида, вылупился в тот день на поле! Ты, падла, сломал мне всю жизнь! Ненавижу, мразь!!!

Он приблизился вплотную и орал прямо в лицо. Смрад из его гниющих легких забивал даже вонь болота. Мои кулаки налились свинцом, я почувствовал, как струйки теплой крови стекают из ран, продавленных ногтями на собственных ладонях. Вскинул руки к худой шее беснующегося, обхватил ее и изо всех сил сжал, стараясь повалить немощное тело на землю. Но, в тот же миг, ощутил острую боль в животе, которая разлилась обжигающим огнем внутри. Отпустив хрипящего старика, я приложил ладони туда, где было больно. Из живота торчала рукоять ножа. Я хорошо знал эту рукоять. Это был мой нож, который я всегда таскал с собой в рюкзаке. Болото больше не шептало. Оно вопило, выло, визжало отовсюду, повторяя и повторяя одно и то же, будто дьявольское заклинание:

– Есссаааахххх, шшшаааасссс, аасссааааашшш! Есссаааахххх, шшшаааасссс, аасссааааашшш! Есссаааахххх, шшшаааасссс, аасссааааашшш…

Старик смеялся и орал в такт чудовищным завываниям болота. Мне не было его видно, но судя по хлюпающим звукам, он, то ли прыгал, то ли танцевал от восторга, где-то совсем недалеко от меня. Не задумываясь о последствиях, я обхватил рукоять обеими руками и рванул от себя. Дыхание перехватило от невероятной боли, пронзившей все тело. Тут же последовал хлесткий удар по руке, и только что изъятый нож был выбит, отлетая в сторону. Старик бросился на меня с диким рычанием и сбил с ног, наваливаясь всем телом. Мы рухнули в зловонную жижу болота. Погружаясь в нее с головой, у меня перед глазами стояла лишь одна картина: серые лица Маши с Юлей, на которые ложатся крупные снежинки.

Его руки сомкнулись у меня на горле и сжались так сильно, насколько могли позволить старые, дряхлые мышцы. Сначала я пытался оторвать их от себя, но быстро понял, что теряю силы из-за кровотечения и недостатка кислорода, и решил действовать более радикально. Выбросив руки над собой и нащупав его морщинистое лицо, я вдавил большие пальцы во впалые глазницы. Пальцы с хрустом провалились внутрь черепа, увязая в мягкой плоти. Его хватка тут же ослабла. Воспользовавшись моментом, я вынырнул на поверхность и принялся жадно хватать воздух ртом. Не дожидаясь очередной атаки старика, я бросился на него, обхватив одной рукой шею, зажимая ее между плечом и предплечьем. Он сопротивлялся, стараясь скинуть меня со спины, но хватка была мертвой. Вскоре мой двойник бессильно рухнул на колени, слабо хрипя и агонизируя всем телом, а когда я уже перестал ощущать собственные руки, гудевшие от напряжения, он повалился в воду и затих. Я упал на него сверху, еще ощущая какое-то время редкие конвульсивные вздрагивания бездыханного тела. Через минуту исчезли и они.

Я бессильно распластался на мертвеце. Благо, глубина позволяла это сделать. Только передохнуть не получилось. Вопль болота достиг своего апогея, отовсюду были слышны вой, крики, вопли и стоны. Подо мной снова вздрогнуло тело старика и, в следующий миг, будто бы исчезло из-под меня. Я снова оказался под водой, но больше не ощущал дна. Оно попросту исчезло, как и в прошлый раз.