Самсона. Реакции на демонстрацию были разнообразные, как и население города. Оливия замечала каждую крошечную вспышку гордости, когда прохожий останавливался, чтобы задать вопрос. Другой прохожий бросил буклет на землю. Третий протянул руку, чтобы взять еще несколько. Миссионеры мистера ДеУайта за работой.

Миссис Вудард подошла к Оливии. Женщина была одета в сизый костюм с белой розой, приколотой на лацкане. Аромат этой розы смешивался с запахами конского пота и выхлопных газов.

– Я думала, придет больше женщин.

Миссис Вудард вздохнула. Оливия окинула взглядом толпу.

– Их, конечно, меньше, чем мы надеялись, но вполне достаточно.

Гетти шла впереди вместе со своим двоюродным братом и несколькими работницами.

– Большую компанию женщин со швейной фабрики предупредили, что, если они выйдут на демонстрацию, то потеряют работу. Даже если демонстрация не придется на их смену. – Миссис Вудард поцокала языком: – Как по мне, это не работа, а скорее рабский труд.

Женщина покачала головой и подняла свой плакат выше. Ее голос влился в общее скандирование:

– Равенство – это право!

Сердце Оливии забилось быстрее, горло уже охрипло от мощи ее крика. Глаза не успевали впитывать все, что ее окружало. Хотя девушка знала места, по которым маршировала процессия, но сейчас, посреди реки из товарищей, подхватившей ее тело, разум и душу, все казалось ярче и крупнее. По пути они останавливались, чтобы поговорить с прохожими. Как будто собрание в подвале вдруг выплеснулось наружу, только стократно разрослось. При свете дня знакомые лица казались резче, смелее – и так же чувствовала себя и сама Оливия. Тревога, с которой она уезжала из дома, испарилась – нет, преобразилась во что-то другое.

«Ты именно там, где тебе суждено быть».

– Неплохо для первого раза, да? – Мистер ДеУайт вальяжно ей улыбнулся.

Девушка не смогла бы сдержать широкую улыбку, которая расползлась на ее лице, даже если бы захотела.

– Это потрясающе, – призналась она, когда демонстрация подошла к почти достроенному фасаду здания городской администрации и впереди показалось здание суда округа Кук, накрыв активистов своей тенью.

Мышцы горели оттого, что приходилось нести плакат, но единый порыв окружавших ее людей подпитывал ее силу. Вокруг Оливии переливался смех, несмотря на всю серьезность происходящего. Северная улица Ла-Салль гудела у нее под ногами: автомобили, экипажи и голоса от двенадцатиэтажного здания за ее спиной. Толпа расступилась, чтобы пропустить бригады строителей. И тут Оливия почувствовала перемену в настроении окружающих. Улица была заполнена людьми. Несколько зевак остановились, чтобы потаращиться на демонстрантов, высмеять их. В гущу колонны марширующих пролетел кирпич. Он покатился по земле, и ноги идущих то и дело его задевали, но активисты продолжили шествие.

Чтобы получить новый прилив уверенности, Оливии достаточно было всего лишь посмотреть на идущих вокруг. Они не обращали внимания на недружелюбные взгляды. Некоторые лавочники бранили марширующих, но их крики невозможно было разобрать в общем гаме. Некоторые демонстранты ходили кругами. Их плакаты качались вверх-вниз под ритм песен, которых Оливия не знала. Высоко над их головами мальчик лет трех сидел на плечах отца. Он держался за шею взрослого и улыбался девушке.

– А каким был ваш первый митинг? – спросила она у мистера ДеУайта.

– Почти как этот, – сказал он. – Хотя людей тогда набралось поменьше. Мы простояли перед зданием окружной тюрьмы до самого заката. – Он улыбнулся: – Было так страшно. Мне тогда было четырнадцать, и старшие ребята рассказывали мне страшные истории о том, что со мной будет, если меня упрячут за решетку. – Он наклонил голову: – Но в жизни есть вещи и похуже, чем сидеть в тюрьме за то, что ты отстаивал собственные права и права окружающих.

Оливия кивнула. Глаза ее внимательно изучали улицу.

– Для большинства из нас Чикаго – новый город, – продолжал мистер ДеУайт, – еще не затронутый тем, чего я насмотрелся. Отчасти мы выступили в этот краткий марш при свете дня, чтобы избежать некоторых опасностей, которые возможны на митингах.

Он положил ладонь девушке на спину. Оливия позволила ему прижать ее к своему боку. Губы мистера ДеУайта были на расстоянии одного вдоха. И тут воздух разорвал крик.

Активисты все как один обернулись. Оливию прижало напором людей. Плакат выпал у нее из рук. Мистер ДеУайт пошел на звук. Он мягко отодвигал людей со своего пути и направлялся к центру переполоха. Оливия пошла следом.

– Держитесь подальше от наших улиц! – Мужчина в темном костюме плюнул под ноги одному из протестующих. Он надел шляпу на копну светлых, почти белых волос и поднял взгляд.

Оливия спряталась за плечо Вашингтона. Она не знала имени этого мужчины, но узнала его лицо. Чикаго был большой город, но при этом очень тесный, и она не хотела, чтобы этот человек ее заметил. Когда девушка подняла взгляд, перед ней оказался тот трехлетний мальчишка. «Не смотри на меня так», – подумала она.

Карие глаза ребенка округлились, точно блюдца, а отец подхватил его одной рукой и побежал прочь. После этого все смешалось. Раздался пронзительный свист, и плечи людей, которые только что едва касались ее, ударили девушку так, что она повалилась наземь. Ладони мазнули по тротуару и загорелись от боли. Кто-то задел коленом ее голову. Когда чья-то ладонь сомкнулась на ее плече, девушка вслепую отмахнулась.

– Ой! – Мистер ДеУайт прижал ладонь к подбородку, но хватку не ослабил.

Вокруг была сумятица. Явились полицейские. Они перекрыли улицу с двух сторон и прижали активистов к стене здания. Оливия искала глазами отца с сыном, надеясь, что они успели сбежать.

– Вы ранены? – Вашингтон быстро осмотрел ее лицо.

– Нет, – выдохнула девушка.

К счастью, шляпа смягчила удар по макушке, но ладони саднило, а запястья гудели после падения. Ее об этом предупреждали. И Оливия ни в коем случае не собиралась жаловаться. Девушка поморгала, сдерживая слезы, выступившие от неожиданности, и ответила на решительную улыбку спутника. Активисты вокруг них взялись за руки. Брошенные плакаты кучей лежали на земле. Демонстранты снова затянули песни. Девушка наблюдала за мистером ДеУайтом, который замешкался, не присоединяясь к поющим. Но Оливия пришла сюда не просто так. Она сплела свои пальцы с его пальцами.

– Вы не хотите петь?

– Бегите! – прокричал мистер ДеУайт. Он выпустил ее ладонь и потянул девушку, чтобы та спряталась за его спину.

Полицейский, освещенный закатным солнцем, высоко поднял дубинку, и она опустилась на голову одного из активистов. Участники марша держались за руки в мирном протесте, и этот мужчина никак не мог защититься от удара. Оливия в ужасе вздрогнула, когда он упал на землю. Тогда активисты попытались разбежаться. Но было уже поздно. Они слишком долго медлили и теперь оказались