было видеть, как Законник разваливается. Мюррей еще записывал все происходящее на пленку. Ему хотелось зафиксировать все внешние признаки неудовлетворения – как подергивается лицо, как человек хмурится, морщится. Время от времени он показывал эти пленки студентам – участникам эксперимента, чтобы они увидели себя – как они кипят и брызжут слюной на камеру. Это был способ выудить еще больше унижения из каждой сессии.

Гарвардский психолог Генри Мюррей, который проводил жестокий психологический эксперимент с участием нескольких студентов, в том числе и Теодора Качинского, будущего Унабомбера (с разрешения Harvard University Archives).

И никто не чувствовал себя более униженным, чем Законник. Юноша был блестяще одаренным (его IQ составлял 167), но тесты во время эксперимента показали его наибольшую отчужденность от окружающих. Именно поэтому Мюррей проявил к молодому человеку особый интерес; он настоял, чтобы ему дали кличку Законник, как бы в шутку обыгрывая твердость его взглядов. На самом деле юношу звали Теодор Качинский. Мир через некоторое время узнает его как Унабомбера.

Мюррей и Качинский были выходцами из диаметрально противоположных миров: один из работяг, другой из аристократов.

Аристократом был Мюррей. Он вырос в элегантном особняке на Манхэттене, на месте которого сейчас находится здание Рокфеллер-плаза. В зрелом возрасте в резюме он с гордостью указывал своего предка – графа Данмора, первого губернатора Нью-Йорка, когда штат еще был британской колонией.

Естественно, Мюррей поступил в Гарвард и стал там лидером группы сокурсников. Впоследствии он стал одним из самых знаменитых психологов своего поколения, но поначалу эта область не вызывала у него особого интереса. В Гарварде он специализировался по истории и посещал всего один курс по психологии, после чего ему надоело. (Позже он шутил, что больше ни ногой в аудиторию, где изучают психологию; разве что для преподавания.) Затем он получил ученую степень по медицине в Колумбийском университете, но отказался от планов заняться хирургией из-за недостаточной сноровки (вследствие неудачной операции, проведенной в детстве, у него нарушилась координация рук и глаз). Потом защитил докторскую диссертацию по биохимии в Кембриджском университете, но в этой области ничем особенным себя не проявил. Как отмечал один критик, «в его образовании ‹…› и затем в медицинском институте не было ничего, что свидетельствовало бы о его способности к чему-то большему, чем к жизни в клубе патрициев».

Свое призвание он открыл в возрасте тридцати лет, в 1923 году, наткнувшись в букинистической лавке в Нью-Йорке на книгу швейцарского психоаналитика Карла Юнга. Он начал читать ее прямо у прилавка и, увлеченный, два дня не ходил на работу, чтобы дочитать до конца. И вскоре решил поехать в Швейцарию к Юнгу и поработать вместе с ним.

Надо признать, Мюррей заинтересовался Юнгом и по эгоистичным причинам. Жена Мюррея Джозефина была для него эмоциональным кирпичом, постоянно висящим на шее. К сожалению, она не интересовала его, особенно в сексуальном плане. Интересовала Мюррея его любовница, актриса Кристина Морган, несмотря на то – или благодаря тому, – что была чрезвычайно яркой и непостоянной женщиной. Мюррей был от нее без ума, но не мог допустить и мысли о разводе с Джозефиной, поэтому постоянно мучился, как поступить. И решил узнать мнение Юнга по этому поводу. Так сложилось, что у Юнга тоже были жена и любовница. Выслушивая страдания Мюррея на эту тему, Юнг прервал его и сказал, что Мюррею совершенно необязательно делать выбор. Он может поступить так же, как Юнг, сохраняя рядом с собой обеих женщин. В конце концов, они оба – энергичные, творческие личности. Как можно ожидать, что они удовлетворятся лишь одной женщиной?

Естественно, это ставило в унизительное положение жену Мюррея (один историк напомнил, что она называла Юнга «грязным старикашкой»), но Мюррей отмахнулся от ее переживаний и поступил так, как советовал Юнг. Как и многих людей, заинтересовавшихся психологией, эта область привлекала Мюррея отчасти потому, что у него были свои скелеты в шкафу (помимо аморальной личной жизни он давно подсел на амфетамин), но и то, как Юнг разрешил его дилемму, произвело на него сильное впечатление. Психология показалась ему благородным занятием, способом помочь людям справляться со сложнейшими проблемами, и с этого момента Мюррей решил посвятить свою жизнь изучению работы человеческого мозга.

В последующие десятилетия Мюррей разрабатывал новый подход к психологии. В то время психология была разделена на два враждующих лагеря. В один входили психоаналитики типа Юнга, которые исследовали бескрайние мутные воды подсознательного. Однако многие ученые критически относились к психоаналитикам, и не без основания, за отсутствие научной строгости. Научная строгость, почти чрезмерная, присутствовала в другом лагере. Эти психологи нацеливались на отдельные участки сенсорной или нервной системы животных, применяли разные стимулы и замеряли их реакцию секундомером и электрическими устройствами. Их интересовали исключительно рефлексы и крысы, бегающие по лабиринтам, – все, кроме достоверных данных, считалось неубедительным. Мюррей ценил науку, оперирующую фактами, в конце концов, он же был биохимиком, но ему хотелось чего-то большего. Его очень увлекали особенности личности, ему хотелось изучать человека так, как это делают писатели-романисты – во всех его мелких подробностях. В итоге он отказался от Юнга как образца для подражания и обратился к Герману Мелвиллу, которого считал подлинным первооткрывателем подсознательного (пусть и для эффекта, но Мюррей, когда читал «Моби Дика», солидаризовался не с Измаилом или Квикегом, а с мегаломаном капитаном Ахавом). В итоге Мюррей принял компромиссное решение: он соединил литературный и фактологический подходы в изучении личности.

Разумеется, такой средний путь никого не удовлетворил, но материальное состояние Мюррея служило ему хорошей защитой от последствий репутации иконоборца. И вместо того чтобы бороться с обоими течениями, господствовавшими тогда в психологии, он использовал свои социальные связи, чтобы получить работу в Гарварде. Возмущенные коллеги позже отказали ему в пожизненном контракте, но университетское начальство вместо увольнения выделило ему собственное княжество – Гарвардскую психологическую клинику, на входной двери которой он нарисовал белого кита. Когда клинике не хватало финансирования, Мюррей просто доставал чековую книжку и покрывал расходы за свой счет.

Во время Второй мировой войны Мюррей также использовал свои социальные связи, чтобы получать ассигнования от Управления стратегических служб (УСС) – предшественника ЦРУ. Некоторые его работы выглядят весьма сомнительными по сегодняшним меркам. Один из проектов предполагал составление психологического портрета Адольфа Гитлера с целью предсказания его поведения во время войны и выбора способов воздействия на него. Мюррей представлял Гитлера как смесь «художника и гангстера» и «сочетание, скажем, лорда Байрона и Аль Капоне». Он даже рассуждал об эротических приключениях фюрера: «Ходят слухи,