такой же степени дитя холодной войны, как и противорадиационные убежища.

Программа MK-ULTRA в итоге была свернута из-за отсутствия результатов, и очередной директор ЦРУ распорядился уничтожить все имеющие к ней отношение документы. В результате реальный масштаб программы остался неизвестен. Но в ней принимали участие как минимум 185 специалистов из 86 научных заведений, причем ЦРУ активно вербовала психологов, отличающихся невысокими стандартами нравственности. В одном из личных дел была запись: «Его этические нормы таковы, что он станет охотно сотрудничать».

Большая часть исследования, финансируемого ЦРУ, имела отношение к стрессу – определение причин стресса и стратегий, которые выбирают люди, чтобы с ним справиться. Само по себе такое исследование имело смысл: оно могло помочь людям по жизни справляться с напряжением и тревогами. Но ЦРУ вывернуло результаты наизнанку. Как только аналитики поняли, что является причиной стресса, они внезапно получили схему воздействия на военнопленных и шпионов с целью выуживания у них возможных тайн. Аналогичным образом представление о том, как человек справляется со стрессом, давало понимание, как подорвать эти механизмы сопротивления и усилить давление еще больше. В целом это была дьявольски умная комбинация: работу делали психологи, ЦРУ пожинало плоды.

В этот момент и совпали интересы Генри Мюррея и ЦРУ. Хочу пояснить: несмотря на множество спекуляций историков и любителей теории заговоров, надежных подтверждений тому, что Мюррей участвовал в программе MK-ULTRA или в других программах ЦРУ, не существует. Да, разумеется, огромное количество материалов уничтожено, и программа с самого начала была совершенно секретной, так что отсутствие документальных свидетельств ничего не доказывает. Мюррей, безусловно, разделял интерес ЦРУ к методике допросов. По этой теме он сотрудничал с предшественником агентства, и психолог контркультуры Тимоти Лири, коллега Мюррея по Гарварду, откровенно говорил, что Мюррей руководил экспериментами по промыванию мозгов, которые военные делали для УСС. Так что если даже Мюррей не получил от ЦРУ ни цента, он находился в этой среде и мысленно был ей близок.

Можно сказать, что мотивы заинтересованности методикой допросов у Мюррея были даже более темными и циничными, чем у ЦРУ. Как бы ни ошибались аналитики ЦРУ, они искренне верили, что с помощью пыток могут научиться добывать полезную информацию ради спасения мира. Мюррей, несомненно, с радостью был готов помогать им, но прежде всего ему хотелось доводить людей до озверения и наблюдать, что за этим последует. У него была гипотеза, согласно которой нападение на фундаментальные ценности человека и демонстрация их полной бессмысленности может дезориентировать и сломить его, после чего человек станет восприимчив к психологическим манипуляциям. Для этого осенью 1959 года Мюррей начал исследование по психологическому воздействию на, как он говорил, «одаренных студентов», таких как Тед Качинский.

Если правительство США во время холодной войны злоупотребляло наукой, то будет только справедливо заметить, что Советский Союз занимался тем же самым, хотя и другими способами. Вместо того чтобы изучать методы промывания мозгов (они знали, что это чепуха), Советы использовали психологию для дискредитации политических активистов и изолировали их безо всякого суда.

Система работала таким образом. Как только КГБ задерживало диссидента – то есть человека, который выступал за гражданские права, или религиозные свободы, или против насилия власти, – агенты тащили его или ее в психиатрическую клинику. В руководстве некоторых таких заведений состояли сотрудники КГБ; штатные психиатры послушно диагностировали у диссидентов психическое расстройство и запирали их в четырех стенах. Самым распространенным диагнозом была «вялотекущая шизофрения», мифическая, слабо проявляющаяся форма шизофрении, симптомами которой считались «мания реформ», «борьба за правду», «упорство» и, неожиданно, «тяга к абстракционизму или сюрреализму». С точки зрения КГБ объявление диссидентов умалишенными давало определенные преимущества. Власти могли избегать судебных процессов, на которых могли открыться неприятные тайны. На диссидентов ставилось клеймо психически больных, и тот же ярлык автоматически присваивался их сторонникам. С 1950-х по 1980-е годы тысячи людей исчезли в советском психиатрическом ГУЛАГе, где их часто накачивали наркотиками, чтобы держать в состоянии покорности.

Надо признать, некоторые русские психиатры обрекали людей на пребывание в психушках из милосердия: если бы потенциальных пациентов не признали невменяемыми, их бы наверняка ждала казнь. Но большинство психиатров с энтузиазмом поддерживали КГБ. Вместо клятвы Гиппократа врачи в Советском Союзе сначала приносили особую клятву на верность Коммунистической партии и относились к этой клятве серьезно. Как выразился один из них, врачи в те годы «знали, когда отложить в сторону стетоскоп и взяться за пистолет». Им также внушили представление о том, что Советский Союз – рай для трудящихся, самое великое государство в мировой истории. Отрицание этого являлось ipso facto признаком психического расстройства – кто, кроме сумасшедших, может выступать против рая? Некоторых советских психиатров чрезвычайно огорчил приход к власти Михаила Горбачева, который, на их взгляд, был явным шизофреником. В конце концов, разве не Горбачев призывал к политическим реформам? Разве не он бесконечно разглагольствовал о правах человека? Только после краха Советского Союза они осознали, насколько перекошенными были их взгляды.

Однако Советский Союз не единственный использовал психологию в политических целях. В различные периоды двадцатого века Румыния, Куба, Южная Африка и Голландия обвинялись в сходных злодеяниях. Главный правонарушитель сегодня – Китай, который в 1999 году полностью запретил движение Фалуньгун, объявив его «психическим расстройством, вызванным вредным культом». Одна женщина была осуждена за то, что «открыто рассказывала всем, какую пользу ей принесло занятие Фалуньгун». Другого сторонника этого движения посадили за то, что «беспричинно раздавал людям ценные подарки». Какая наглость!

К сожалению, подавление диссидентов таким образом может быть эффективно. Диссиденты, отбывающие срок в обычной тюрьме, имеют возможность оказаться священномучениками. Диссиденты, содержащиеся в психиатрических клиниках, – нет. Люди сомневаются, стоит ли выступать в поддержку того, кого объявили сумасшедшим. Даже друзья и близкие начинают относиться к ним с подозрением. При всей жестокости в этой системе есть своя логика.

Напротив, в злоупотреблении психологией от лица американского правительства не было никакой логики. В особенности эксперименты с ЛСД и прочими «сыворотками правды» были плохо продуманы и отличались полным отсутствием систематичности. Дозы варьировались от микроскопических до лошадиных, десятикратно превышающих обычные уличные дозы; состав веществ держался в таком секрете, что даже врачи, принимавшие участие в экспериментах, не знали, что они вкалывают людям. (Как сказал один из них, «мы не знали, что это – собачья моча или что-то другое».) Высоки были человеческие издержки. Один федеральный маршал, находясь в состоянии сильного наркотического опьянения, угрожая оружием, ограбил бар. В других экспериментах люди погибали или кончали жизнь самоубийством.

Гарвардское исследование жестоких методов допроса продемонстрировало сходное безразличие к человеческому здоровью. Разумеется,