— Вы заявили о происшествии в полицию или хотя бы в школу, социальному работнику?

Миссис Ходж кашлянула:

— Нет.

— Почему нет?

— Я видела, как это случилось, и сделала ему выговор, достаточно жесткий, и запретила Паппи с ним играть. Инцидент был исчерпан. Никто не пострадал.

— Понятно, «никто не пострадал». Когда вы сделали Себастьяну выговор — достаточно жесткий, как вы говорите, как он на это отреагировал?

— Он… извинился. Он… очень вежливый мальчик. — Джиллиан опять кашлянула. — Я сказала, чтобы он извинился перед Паппи, и он так и сделал.

Себастьян широко улыбнулся Дэниелу со своего места, словно довольный тем, что его похвалили.

— Миссис Ходж, мы слышали, как вы заявили, что Себастьян может проявлять некоторую агрессивность и что иногда он употребляет ругательные выражения. Но за те почти четыре года, что вы прожили по соседству с ним, у вас когда-нибудь была причина сообщить о его поведении ответственным службам?

Джиллиан Ходж покраснела:

— Нет, ответственным службам — нет.

— И как хорошая мать, если бы вы когда-нибудь почувствовали, что Себастьян представляет реальную угрозу вашим детям или детям ваших соседей, вы бы немедленно это сделали?

— Э-э… да.

— Вы мать двоих детей, возраст которых совпадает с возрастом погибшего и подсудимого?

— Да.

— Скажите мне, кто-то из ваших детей когда-нибудь вел себя агрессивно?

Миссис Ходж снова залилась краской.

Джонс вскочил, раздраженно вытянув руку вверх:

— Милорд, я ставлю под сомнение обоснованность данного вопроса.

— Вы в своем праве, но я разрешаю продолжить. Я уже вынес решение о том, что эти вопросы приемлемы.

— Миссис Ходж, — повторила Ирен, — кто-то из ваших детей когда-нибудь вел себя агрессивно?

— Да, конечно. Все дети иногда бывают агрессивными.

— Именно так! — подытожила Ирен. — Больше вопросов нет.

— Ну что ж, принимая во внимание время, я считаю, что настал удобный момент… — Бэрон резко повернулся, чтобы обратиться к присяжным. — Приятного аппетита, но напоминаю еще раз, что вы не должны обсуждать детали дела, если находитесь не в полном составе.

Раздалось шиканье, и по залу с шорохом ткани прокатилась сухая волна, всколыхнув спертый воздух, — присутствующие встали вместе с судьей и сели на место с его уходом. Секретарь попросил публику покинуть зал, и Дэниел поднял взгляд, чтобы понаблюдать, как лица зрителей нехотя отворачиваются от спектакля.

Дэниел встал за стулом Себастьяна и легонько сжал мальчику плечи.

— Ты как? — спросил он, подняв бровь.

Себастьян принялся подпрыгивать на месте, одновременно кивая Дэниелу, потом дотронулся до кончиков пальцев на ногах и крутанулся вокруг своей оси. Его костюм был слишком велик в плечах. Когда он прыгал, острые края горловины то поднимались к ушам, то опускались вниз.

— Себ, что это ты растанцевался? — спросил полицейский охранник. — Пора идти вниз.

— Чарли, еще минуточку, я все себе отсидел.

— Вот и танцуй вниз по лестнице, Фред Астер,[37]идет?

— Пока, Денни, — сказал Себастьян.

Он повернулся, и полицейский положил руку ему на плечо.

— Увидимся после обеда, — на ходу бросил Себ.

— Увидимся.

Дэниел покачал головой, наблюдая за тем, как его маленький клиент выходит из зала. Одна его половина хотела посмеяться над мальчиком и его выходками, но вторая испытывала щемящую грусть.

Ирен потянулась через стол и сжала Дэниелу локоть:

— Денни, прости, я решила, что это будет не к месту.

Дэниел улыбнулся и посмотрел ей в глаза, думая, какие они красивые.

— Это обоюдоострый меч, — сказала она.

— Я знаю, это оценочное суждение. — Он улыбнулся. — И если честно, это последнее, что Себастьян или его родители хотели бы предавать огласке на открытом процессе.

Ирен улыбнулась в ответ.

— Я доверяю твоему мнению, — сказал он, возвращая ей улыбку, когда они оба выходили из зала.

Дэниел спустился в камеру поговорить с Себастьяном. Шарлотта была уже там. Когда охранник впускал Дэниела внутрь, Себастьян пнул мать в бедро. Она не издала ни звука, но отодвинулась в сторону, защищая бедро ладонью.

— Себ, полегче, — остановил его Дэниел.

Мальчик откинулся назад и сполз по стене, надув нижнюю губу.

Выступление последней свидетельницы вывело Шарлотту из себя.

— Зачем понадобилось вызывать именно ее? Она всегда сует нос в чужие дела.

— Она меня ненавидит, — повторил Себастьян.

— Джиллиан нас всех ненавидит, — сказала Шарлотта.

— Шарлотта, давайте выйдем, нам нужно поговорить.

Она кивнула, вставая, и на секунду отвернулась, чтобы взять сумку. Сквозь ее костюм проступали лопатки.

Когда дверь закрылась, Шарлотта захотела курить. Дэниел упросил охранника выпустить их наружу прямо через камеры, чтобы не подниматься наверх. К его немалому удивлению, тот разрешил, — похоже, Шарлотта уже просила его об этом раньше. Задняя дверь камерной секции была изолирована и недоступна для репортеров.

Трясущимися руками Шарлотта попыталась зажечь сигарету. Дул легкий ветер, и Дэниел помог: прикрыл сигарету ладонями. Прежде чем повернуться к нему, Шарлотта глубоко затянулась, и ее лоб прорезали морщины, а глаза страдальчески посмотрели вниз.

— Шарлотта, знаю, что вам тяжело, но подумайте, каково Себастьяну. Сейчас каждый, кто дает показания, поливает его грязью.

— Он мой сын. Они поливают и меня тоже.

— Вам нужно быть сильной. Это только начало. Худшее впереди.

— Им должны запретить говорить такие вещи, что я не могу его контролировать, что мне было все равно, что он угрожал другим детям. Когда он пытался порезать ту девочку осколком стекла, меня рядом не было.

Голос у нее был резкий, лицо растерянное. Она вдруг превратилась в старуху.

Дэниел попытался успокоить ее:

— Помните, что, когда обвинение опускается до подобных вещей — дурная репутация, информация из вторых рук, — это происходит потому, что обвинителям без них никак. Доказательства у них в основном косвенные. Обращений к школьным отчетам с записями об агрессивном поведении можно было ожидать, просто помните, что это не доказывает…