При этом людям тяжело рядом с ним находиться. Только Эве почему-то легко. Всякий раз, с самой первой встречи, её от близости Геста охватывает радость, похожая на беззвучный, но явственно ощутимый всем телом ликующий колокольный звон. Но та же Кара, храбрее которой Эва в жизни никого не встречала, говорит, что рядом с Гестом у неё в глазах темнеет от ужаса, и колени дрожат. При том, что уж Кара-то знает, какой он хороший и скольких людей в этом городе спас от таких страшных тварей, что даже говорить о них лучше не надо, просто на всякий случай, чтобы нечаянно с излишней силой сказанным словом дополнительно эту пакость не утвердить.

– Он ясно тебе сказал, – продолжил Гест, – и я совершенно уверен, наглядно продемонстрировал, хотя эту часть вашей беседы пока не способен вспомнить и удержать твой ум, что дело твоей жизни уже, по большому счёту, сделано. Пути лёгкой смерти проложены, они объективно есть, твоё участие больше не обязательно, проложенным путём можно пройти в одиночку. Так и освободил.

– Он сказал, «как лыжня», – вспомнила Эва. – Такое удачное оказалось сравнение! Очень мне помогло. Я сразу представила, как лыжник, который шёл первым, сидит у камина с кружкой глинтвейна, отдыхает и совершенно не парится, как там остальные за ним пройдут. А если даже немножко парится, точно знает, что им теперь всяко будет проще, потому что он уже проложил путь.

– Я бы, знаешь, и сам расслабился, если бы точно знал, что без меня обойдутся, потому что могут просто последовать моим путём, – признался Гест. – Но это всё-таки вряд ли. Мои пути не для людей.

– Просто тебе тоже надо поговорить с Сайрусом, – рассмеялась Эва. – Уж он-то придумает, почему ты можешь расслабиться. Как-нибудь тебя убедит.

– Главное, что тебя убедил. Сделал ту часть моей работы, с которой я не справлялся. Я же много раз говорил тебе примерно то же самое, но наглядно показать не сумел. Или ты не сумела усвоить; неважно. Важен результат. Мы с тобой всё-таки очень разные, я имею в виду, по изначальной природе. А он – человек, пусть из другой реальности и мёртвый уже четыре тысячи лет. Но различия между вами несущественны. Уж точно не фундаментальные – человек, где бы он ни родился, и во что бы ни превратился в итоге, всё равно человек. Знания и умения можно получать от кого угодно; от чужих, собственно, даже и лучше, потому что это открывает перспективу выхода за собственные пределы. Но утешение – только от своих.

Ни хрена себе «свой», – подумала Эва, вспомнив Сайруса. Но спорить конечно не стала. Только в очередной раз осознала, какая пропасть разделяет их с Гестом – если уж для него между нею и Сайрусом особой разницы нет.

– Я так рад за тебя, – сказал Гест. – Да и мне самому великое облегчение участи. Раньше ты у меня болела. А теперь только счастливо, сладко звенишь.

– Я и сама у себя звеню, – улыбнулась Эва. – Такое отличное было лето, такая теперь у меня счастливая и одновременно абсурдная жизнь! Гуляю между двумя реальностями, дома почти не ночую. С работы уволилась, ну её к лешим. Ты же помнишь, как я за неё держалась? Потому что мистика мистикой, а за квартиру и прочее надо платить. И вдруг оказалось, чтобы заработать втрое больше своей бывшей зарплаты, мне достаточно несколько раз в месяц принести на Эту Сторону пару кошёлок, набитых кофе и сигаретами. Берут, не торгуясь, и считают меня благодетельницей, в смысле, растяпой – могла бы и выше цену задрать! На Этой Стороне сейчас натурально кризис: тамошние контрабандисты перестали к нам ходить за товаром. На них, оказывается, здешний панический страх воздействует, как отрава. Не смертельный, но крайне неприятный яд. Весной все контрабандисты слегли с тяжёлым отравлением и решили – нет уж, это никаких денег не стоит. Летом тут вроде стало получше, но они не идут всё равно. Цены на наш табак и кофе взлетели до заоблачных и продолжают расти. И тут я такая со своими мешками. И представляешь, тамошние деньги можно в любом местном банке поменять на евро. Совершенно обычная операция; местные по этому поводу презрительно кривятся и страшно ругают официальный курс. Поначалу трудно было поверить, что евро из параллельной реальности настоящие, но наши банкоматы отлично их принимают, нет никаких проблем. В итоге я плачу за свою квартиру деньгами, заработанными в другом измерении. Спекуляцией, контрабандой кофе и сигарет! И знаешь, мне очень нравится. Так стало легко! И ощущение, что всё наконец-то правильно. Словно я заняла своё место в мире. Как будто именно для такой жизни и родилась.

– Ну так, получается, именно для этого и родилась, – пожал плечами Гест. – Чтобы изменять пути мёртвых, уменьшать количество боли и страха, а на досуге спекулировать в соседней реальности кофе и табаком. По-моему, отличное сочетание. Тебе оно явно идёт на пользу, да и просто идёт, как удачно сшитый костюм. Справедливость Вселенной совершенно не похожа на то, как люди представляют себе справедливость. Но иногда, выходит, всё же вполне похожа. Я рад, что судьба к тебе не только по высшему счёту, но и по-человечески тоже добра.

– Спасибо, – сказала Эва. – Ужасно жалко, что ты не ешь и не пьёшь. Так угостить тебя чем-нибудь хочется! Не потому, что выпивка сама по себе имеет значение, а потому, что так принято у друзей.

– Да, в этом смысле со мной неудобно, – согласился Гест. – Но угостить меня ты всё-таки можешь. Пригласи меня как-нибудь на концерт – любой, в твоём вкусе. Из всех вещей, которые мне в этой реальности по-настоящему нравятся, музыка к выпивке ближе всего.

август 2020 года

– Мне не нравится, что тут у вас происходит, – говорит Ханна-Лора.

– Сожалею, – отвечает ей Стефан, пожалуй, несколько чересчур жизнерадостно для человека, который испытывает сожаление.

Но Ханна-Лора особо не удивляется. Всегда знала, что совести у шефа Граничной полиции Другой Стороны ничуть не больше, чем у его дружков, высших духов. То есть, не просто нет, как у всех бессовестных типов, а решительно, напрочь, торжествующе НЕТ.

– Нравиться тебе, – продолжает Стефан, – несомненно одна из целей нашего существования. Но не единственная. И даже не основная. К сожалению, нет. Но поскольку лично я всё-таки очень хочу тебе нравиться, расскажи, что именно тебя не устраивает. Сделаю что смогу. Только не проси меня исправить всё местное человечество разом. Я бы сам давным-давно их исправил без дополнительных просьб, да не умею. Руки коротки у меня. Плюс вообще не моя зона ответственности. Человечество у нас на Другой Стороне – вот такое, за редкими драгоценными исключениями. То ли это зачем-нибудь надо, то ли само нечаянно получилось. В любом случае, на этом поле играет, как ваши жрецы в старину говорили, Большая Судьба. Сама с собой, разумеется, с кем ей ещё играть. Традиционно считается, во что-нибудь дико сложное, но я подозреваю, в «Пьяницу»[15]. Есть такая детская карточная игра.