– Я его найду, Пейши. Дай мне шаль.

Пейши послушно сняла с плеч шаль, намочила и, почти не отжав, обмотала торс своего мужа. И тут уж Веббу пришлось расстаться со шляпой. Мейси заметила, как Фред Йомен, стоявший поблизости, в изумлении прикрыл ладонью рот. Вебб не стал терять время. На мгновение он стиснул руку Пейши, затем бросился в самое пекло.

Никто не вскрикнул, не проронил ни слова, но от геронсдинца к геронсдинцу пополз шепоток, а начало этому ручейку положил Фред.

– Ты видел? Скажешь, это не Пим Мартин?

– Я думал, мне мерещится, решил промолчать.

– Он же вылитый Джейкоб.

– Да, это точно Пим.

– Быть не может. Пим на войне погиб.

Кто-то звонил в набатный колокол, извещая о пожаре, а к дверям особняка подтягивались люди, чтобы посмотреть, как из пламени выйдет Пим Мартин – и вынесет человека, которого убил бы своими руками, если бы только мог. Однако никакого движения не было видно в доме, только огонь поднимался все выше. Когда же с грохотом обрушилось перекрытие, несколько человек вскрикнули.

– Они оба погибли. Зря он туда полез. Только безумец мог ринуться в горящий дом.

Двое пожарных велели посторониться. От очередной вспышки пламени их красная униформа стала выглядеть зловеще. Мейси и дворецкий заговорили с бригадиром пожарного расчета, в то время как остальные добровольные помощники разматывали и тянули шланги; упираясь в землю, удерживали тугую от воды кишку, направляя ее в эпицентр пожара. А Пейши все ждала мужа, стоя в опасной близости от двери, за которой он скрылся. Она не всматривалась в огонь, не плакала – она стояла, расправив плечи, будто несла вахту за Вебба, пока он в отлучке. Постепенно вокруг Пейши стали собираться люди – как местные, так и пришлые. Все хотели узнать, действительно ли человек, которого они считали цыганом Веббом, сможет выйти из пламени.

– Кажется, кто-то кашляет! – прокричал пожарный своему шефу.

И тут, впервые с того момента, как ее муж бросился в пылающий особняк, раздался голос Пейши:

– Вебб, вернись ко мне. Вернись ко мне, Вебб. Я тебя жду, мой Вебб. Я жду тебя.

И вот он появился. Уже без шали, весь закопченный и потный, одной рукой Вебб прикрывал глаза, другой волок за шиворот дымящегося Альфреда Сандермира.

– Вебб!

Пейши первая подскочила к мужу. Тот, отпустив Сандермира, повалился на колени, и его вырвало. Фред Йомен прикоснулся к его руке и молвил:

– Все в порядке. Он спасен. Все в порядке, парень.

Цыгане уже проталкивались к Веббу с ведрами, полными воды. Снова и снова его обливали, одновременно оттаскивая подальше от губительного дыхания огня. Двое пожарных уложили Сандермира на носилки и отнесли на склон, где цыгане сгрудились вокруг Вебба. Скоро послышался звук сирены «Скорой помощи», и появился врач.

Мейси протиснулась к цыганам.

– Как он? Дышит?

Пейши подняла глаза:

– Теперь он в безопасности, мисс. Дышит нормально, а ожоги мы мигом залечим.

И она достала из кармана юбки горшочек с зеленой мазью.

– Вот, это еще Бьюла делала.

Мейси знала: недолгое братство, возникшее для борьбы с огнем, скоро распадется. Каждый захочет быть со своими, и только со своими. Она подошла к врачу, который хлопотал над Сандермиром.

– Вам помочь?

Доктор держал наготове шприц с морфином. Сандермировы стоны, пропитанные алкогольными парами, не оставляли сомнений в физических страданиях этого человека. Врач поднял глаза на Мейси.

– Во время войны я была медсестрой. Во Франции.

– Значит, на ожоги насмотрелись. Приведем пострадавшего в чувство, пока его не забрали в Пембери, в больницу. Вот инструменты. Дайте мне тампон.

Давненько Мейси не обрабатывала руки дезинфектантом, давненько не надевала ватно-марлевую повязку. Проделав все это, она подготовила инструменты, которыми пользуются при лечении ожогов. Щипцами подцепила тампон, передала доктору, приготовила новый, взяла ножницы.

– Это как на велосипеде кататься, верно? Разучиться невозможно.

Врач наморщил нос, потому что очки так и норовили сползти. Мейси своей рукой поправила их.

Затем приняла у доктора использованный тампон и вручила ему ножницы. Наблюдая за его действиями, Мейси вспоминала образчики черного юмора, которые были в ходу у военврачей на эвакуационном пункте. Перед мысленным взором возник Саймон; последний день работы с ним, его последние слова. Снаряды уже рвались над операционной, где Мейси с Саймоном пытались спасти очередного солдата. «Продолжаем работать» – вот что сказал Саймон.

* * *

Позднее, когда «Скорая» увезла Сандермира, а цыгане ушли в свой лагерь, Мейси отыскала Билли среди лондонцев, возвращавшихся к времянкам.

– Я уж не знал, что и думать, мисс. Слава богу, вы живы и здоровы.

– И вы тоже.

– Как дело-то обернулось. Вот вам и Вебб! Показал всем, кто он такой есть. Вы, верно, слышали шепотки?

– Конечно.

– Теперь деревенские боятся. Что-то будет, думают. Вроде договариваются нынче вечером в пабе сойтись, версию для Вебба обмозговать. Он ведь к ним подступится, и они это понимают.

Мейси застыла на месте.

– Значит, я немедленно иду в паб.

– Мисс, посмотрите на себя. Этот пожар вас доконал. Завтра успеете с местными поговорить, никуда они не денутся. Столько лет тряслись от страха – еще ночку потрясутся.

Но Мейси покачала головой:

– Нет, это нужно сделать сегодня. Теперь они знают про Пима. Впрочем, возможно, они с самого начала если не знали, так догадывались. Сегодня они получили подтверждение. Геронсдинцы прекрасно понимают: дудочнику надо заплатить[12]. Придется рассказать ему все – причем глядя прямо в глаза.

* * *

Усевшись за руль, Мейси достала чистый носовой платок и тщательно вытерла руки и лицо, затем завела двигатель и направилась к ферме. Конечно, к цыганскому лагерю придется идти пешком, но можно хотя бы сократить эту дорогу, проехав максимальное расстояние на машине.

Вебб отдыхал на опушке, где свежий, колкий от вечерней прохлады ветерок мог очистить его легкие. Пейши сидела подле мужа, держа Бусал на коленях. Вместе они наблюдали, как приближается Мейси. Кибитку старой Бьюлы переместили подальше от остальных, ведь в ней теперь находился гроб с телом покойной. Собака, не шевелясь, лежала на ступенях.

– Вебб, вы проявили удивительную смелость. Вы рисковали жизнью ради человека, которого имеете все основания ненавидеть.